— Ддда... хороша Гонолуль... подтвердилъ и Никифоровъ. — И гулять въ ней способно какъ-то... Иди, куда глаза глядятъ... Небойсь, не заблудишься... Эти самые канаки приведутъ тебя къ пристани.
— То-то приведутъ... Только вотъ у нихъ король какой-то, прямо сказать, замухрыжный. Совсѣмъ званія своего не соблюдаетъ. Только слава, что король! недовольно замѣтилъ Ѳедотовъ и внушительно прибавилъ:— Ты ежели король хоть и чернаго народа, а все долженъ себя соблюдать, а то шляется по улицамъ, и никто его не боится... А короля должно бояться!
— Главная причина, Захарычъ— выпить любить... Отъ того и форцу въ емъ нѣтъ.
— Тыпей, коли любишь, по времени... Отчего не выпить и королю. И онъ, братецъ ты мой, хоть и помазанникъ Божій, а послѣ трудовъ и ему въ охоту погулять, возразилъ Ѳедотовъ, очевидно допускавшій, чтобы и король, напивался до такого же безчувствія, какъ, случалось, напивался и онъ самъ, боцманъ «Коршуна». — Но главная причина— держи себя настояше. Соблюдай свое званіе... Не шляйся въ народѣ... Помни, что ты какой ни на есть, а король... Напущай страху, чтобы, значитъ, поджилки тряслись... И чѣмъ выше дано человѣку званіе, тѣмъ больше слѣдуетъ напущать страху, чтобы народъ понималъ и боялся! философствовалъ Ѳедотовъ, державшійся самыхъ непоколебимыхъ принциповъ насчетъ спасительности страха и очень недовольный новыми порядками, которые заведены на «Коршунѣ», благодаря командиру.
Но, кажется, больше всѣхъ восхищался бывшею стоянкой Бастрюковъ. Чуткая поэтическая душа его, воспринимавшая необыкновенно сильно впечатлѣнія, даваемый природой, и умѣвшая какъ-то одухотворять эту самую природу и такъ-сказать проникаться ею, словно бы онъ самъ составлялъ частичку ея, казалось нашла на этомъ прелестномъ островѣ что-то подобное райскому жилишу.
