го существованія поглощенъ въ салютъ. Въ эту минуту онъ забылъ все на свѣтѣ, даже своего маленькаго сынкасиротку, котораго онъ оставилъ въ Кронштадтѣ и ради котораго отказываетъ себѣ въ удовольствіяхъ, рѣдко съѣзжаетъ на берегъ и копить деньги. Ради него вѣроятно, онъ— старый «бурбонъ» и «дантистъ» — серіозно воздерживается отъ желанія «расквасить кому-нибудь рожу» въ виду предупрежденія капитана, что онъ будетъ списанъ съ корвета, если не перестанетъ драться.
Одиннадцать выстрѣловъ салюта контръ-адмиральскому флагу гулко раздаются одинъ за другимъ, отдаваясь эхомъ на берегу. Облачка бѣлоснѣжнаго дыма, вылетая изъ жерлъ орудій, быстро относятся вѣтромъ и таютъ въ воздухѣ.
Салютъ оконченъ, и Захаръ Петровичъ, сіяющій, довольный и вспотѣвшій, полный сознанія, что салютъ былъ «прочувствованный», съ афектированною скромностью отходить отъ орудій на шканцы, словно артистъ съэстрады. Ему никто не аплодируетъ, но онъ видитъ по лицамъ капитана, старшаго офицера и всѣхъ понимающихъ дѣло что и они почувствовали, каковъ былъ салютъ.
Выскочилъ первый дымокъ съ адмиральскаго корвета. Раздался выстрѣлъ — одинъ, другой, и на седьмомъ выстрѣлы прекратились. Отвѣтный салютъ русскому военному флагу былъ оконченъ.
До адмиральскаго корвета уже было недалеко, и зоркіе глаза капитана и старшаго офицера мѣряютъ разстояніе, отдѣляющее «Коршунъ» отъ адмиральскаго корвета. Въ сбитой на затылокъ шапкѣ, съ разставленными фертомъ ногами, слегка возбужденный, съ горящими маленькими глазками, Андрей Николаевичъ совсѣмъ не похожъ теперь на того суетливаго и трусящаго начальства человека, какимъ онъ бываетъ на смотрахъ. Теперь онъ лихой морякъ, позабывшій и адмирала и думающій только о томъ; какъ бы щегольски прорѣзать корму «адмира-
