хѣ капитанъ въ полной парадной формѣ съ рапортомъ къ адмиралу.
Глядя на «Коршунъ», можно было подумать, что онъ давно стоить на рейдѣ, — такъ скоро на немъ убрались. И всѣ на немъ, и офицеры и матросы, чувствуя, что «Коршунъ» не осрамился и сталъ на якорь превосходно, какъ-то весело и удовлетворенно глядѣли. Даже докторъ проговорилъ, обращаясь къ Андрею Николаевичу, когда тотъ, четверть часа спустя, вбѣжалъ въ каютъ-компанію, чтобы наскоро выкурить папироску:
— А вѣдь славно стали на якорь, Андрей Николаичъ!
— Да, ничего себѣ, отвѣчалъ старшій офицеръ и, снова озабоченный, не докуривъ папироски, выбѣжалъ изъ каютъ-компаніи наверхъ.
Прошло полчаса. Капитанъ не возвращался съ флаг- манскаго корвета.
— Долго же его адмиралъ исповѣдуетъ! замѣтилъ лейтенантъ Полѣновъ.
— Еще дольше почты не везутъ! воскликнулъ бѣлокурый и красивый лейтенантъ Невзоровъ, нетерпѣливо ожидавшій съ берега почты изъ консульства, разсчитывая получить отъ своей молодой жены одно изъ тѣхъ писемъ-монстръ на десяткахъ страницъ, какія онъ получалъ почти въ каждомъ портѣ, и раздраженно прибавилъ: — И что это за консулъ скотина? Не знаетъ, что ли, что мы пришли... Вѣдь это свинство съ его стороны!
И многіе, ожидавшіе вѣсточекъ съ родины, находили, что это свинство и что надо сказать объ этомъ капитану.
Старшій офицеръ снова вбѣжалъ въ каютъ-компанію.
— Эй, Егоровъ! Рюмку водки и сыру! Да живо!
— Есть! отвѣчалъ набѣгу вѣстовой.
Встававшій вмѣстѣ съ командой въ пятомъ часу утра, старшій офицеръ имѣлъ обыкновеніе до завтрака замаривать червяка. Два стакана чая, которые онъ выпивалъ утромъ, не удовлетворяли его.
