какъ за сто миль отъ Батавіи, когда ужъ вы собирались на берегу разные фрикасе, съ позволенія сказать, кушать, насъ прихватилъ ураганъ, и мы цѣлую недѣлю солонину и консервы кушали-съ. Помните?
— Ну, положимъ, помню?
— А не забыли, какъ мы штормовали въ Индійскомъ океанѣ и ни туда, ни сюда — почти на одномъ мѣстѣ толклись? А вы все это время, задравши ноги, въ койкѣ отлеживались?
— Что жъ мнѣ было дѣлать?.. Мое дѣло машина, а когда она стоитъ, я лежу! сострилъ добродушно механикъ.
— Я не къ тому. Лежите, сколько угодно-съ, на то вы и механнкъ, А я спрашиваю— не забыли вы, какая гнусность была въ Индійскомъ?
— Еше бы забыть!
— То-то и есть! Такъ какъ же вы хотите, чтобъ я вамъ отвѣтилъ, какъ, съ позволенія сказать, какой-нибудь оболтусъ, для вашего утѣшенія: придемъ, молъ, въ Кронштадтъ въ такой-то день, въ такомъ-то часу-съ... Еще если бъ у васъ сильная машина была да вы могли бы брать запасъ угля на большіе переходы, ну тогда еще можно было бы примѣрно разсчитать-съ, а вѣдь мы не подъ парами главнымъ образомъ ходимъ, а подъ парусами-съ?
— Но все-таки, Степанъ Ильичъ, какъ вы надѣетесь... Въ сентябрѣ придемъ въ Кронштадтъ? все-таки приставалъ механикъ.
— Отчего не прійти. Можетъ-быть и придемъ, если Богъ дастъ...
— Ну вы все свое, Степанъ Ильичъ!
— И вы все свое... Каждый, батюшка, свое. А почужому я не умѣю-съ, Ужъ вы не сердитесь.
— Да чего вы хнычете, Игнатій Николаичъ. Придемъ, навѣрное придемъ. въ сентябрѣ! воскликнулъ Лопатинъ. —
