Капитанъ, хотя не былъ ни чуть откровеннѣе, но былъ гораздо любезнѣе.
Между прочимъ мы заговорили о положеній „Наутилуса“, сѣвшаго на мель на томъ же самомъ мѣстѣ, гдѣ чуть не погибъ Дюмонъ Дюрвиль.
— Этотъ Дюмонъ Дюрвиль одинъ изъ великихъ моряковъ, сказалъ капитанъ, одинъ изъ самыхъ ревностныхъ страстныхъ мореплавателей, это французскій капитанъ Кукъ. Несчастный ученый перешелъ сплошные льды южнаго полюса, кораловые рифы Океаніи, увернулся отъ людоѣдовъ Тихаго океана, и все это для того, чтобы погибнуть въ поѣздѣ желѣзной дороги! Если бы этотъ энергическій человѣкъ могъ размышлять въ послѣднюю минуту своего существованія, то представьте, каковы должны были быть его размышленія!
Говоря это, капитанъ замѣтно взволновался.
Затѣмъ мы взяли карту и пересматривали открытія французскаго мореплавателя. Мы вспомнили его кругосвѣтныя путешествія, его попытку проникнуть къ южному полюсу, что повело къ открытію земель Адели и Луи-Филиппа, наконецъ его гидрографическія съемки главныхъ острововъ Океаніи.
— Что сдѣлалъ Дюрвиль на поверхности морей, сказалъ капитанъ Немо, то я сдѣлалъ внутри океана, — и сдѣлалъ легче и полнѣе. „Астролябія“ безпрестанно носимая ураганами, не могла равняться съ „Наутилусомъ“, — съ этимъ спокойнымъ рабочимъ кабинетомъ, который неподвиженъ посреди водъ.
— Однако, капитанъ, сказалъ я, все-таки есть сходство между корветами Дюмонъ-Дюрвиля и „Наутилусомъ“.
— Какое, г. профессоръ?
— Такое, что „Наутилусъ“, какъ и они, сѣлъ на мель.
— „Наутилусъ“ не садился на мель, отвѣчалъ холодно капитанъ. „Наутилусъ“ можетъ спокойно оставаться на коралловомъ рифѣ и мнѣ не придется истощать экипажъ мучительными работами, какъ пришлось Дюмонъ-Дюрвилю; „Астролябія“ и другой корветъ погибли, а мой „Наутилусъ“ не подвергается никакой опасности. Завтра, въ предсказанный день и часъ, приливъ тихо подниметъ его и онъ снова поплыветъ подъ морскими волнами.
— Капитанъ, сказалъ я: я не сомнѣваюсь…
