сдѣлали ли вы открытія, а я какого либо упущенія? Не выдало ли вамъ море что нибудь новаго изъ тайнъ своихъ?
Онъ былъ далекъ отъ предмета. Но прежде чѣмъ я успѣлъ отвѣтить, онъ мнѣ сказалъ серьозно, указывая на рукопись, раскрытую на столѣ:
— Вотъ, г. Аронаксъ, рукопись на нѣсколькихъ языкахъ: въ ней изложены вкратцѣ мои наблюденія надъ моремъ, и я надѣюсь, что трудъ этотъ со мною не погибнетъ. Подписанная мною, дополненная моею біографіею, она будетъ вложена въ такой аппаратъ, который ни потонетъ, ни подмокнетъ; послѣдній, кто останется въ живыхъ на „Наутилусѣ“, кинетъ ее въ море и она поплыветъ — куда ее понесутъ волны.
Его подпись! Исторія его жизни, переданная имъ самимъ! Тайна его, со временемъ раскрытая!.. Но въ настоящую минуту я въ этой исповѣди увидѣлъ лишь возможность приступить къ дѣлу.
— Капитанъ, отвѣчалъ я: эту мысль, разумѣется, остается только одобрить; плоды труда не должны пропадать даромъ. Но для осуществленія этой цѣли вы предполагаете, мнѣ кажетея, средство давно отжившее: какъ знать, куда ее прибьетъ вѣтеръ, и въ какія руки она попадетъ? Нѣтъ ли средства получше? Не можете ли вы, или кто нибудь изъ вашихъ?..
— Никогда, г. Аронаксъ! прервалъ онъ меня живо.
— И я, и мои спутники готовы хранить эту рукопись, если вы возвратите намъ свободу…
— Свободу! вскрикнулъ онъ, вставъ съ мѣста.
— Да, объ этомъ я и пришелъ васъ спросить. Мы семь мѣсяцевъ находимся въ числѣ экипажа, и я сегодня, отъ имени моихъ товарищей и отъ своего собственнаго, спрашиваю васъ: намѣрены вы оставить насъ навсегда у себя?
— Я вамъ отвѣчу, г. Аронаксъ, то же самое, что отвѣчалъ семь мѣсяцевъ тому назадъ: кто вступилъ въ этотъ корабль, тотъ уже его не покинетъ.
— Да вѣдь это плѣнъ!
— Называйте какъ угодно!
— Вѣдь и рабъ имѣетъ возможность освободиться, даже какимъ бы то ни было способомъ!
— Кто же у васъ оспариваетъ это право? Я васъ присягою не связывалъ, отвѣчалъ капитанъ.