состоялъ при штабѣ Восточнаго отряда, его начальникъ находился въ полномъ невѣдѣніи относительно того, что происходило подъ Фынхуанченомъ, но иначе и быть не могло, вслѣдствіе непринятія начальникомъ штаба никакихъ дѣйствительныхъ мѣръ по развѣдкѣ. За организацію отступленія отъ Тюренчена до Ланьшаньгуаня, за полную потерю соприкосновенія съ противникомъ и за полное нерадѣніе о томъ, что происходитъ не только у противника, но и въ непосредственномъ тылу Восточнаго отряда Орановскій заслуживаетъ полнаго осужденія.
Этотъ господинъ былъ типичнымъ офицеромъ генеральнаго штаба — продуктомъ современныхъ нашихъ академіи и режима, губившихъ нашу армію. Невозмутимый (но далеко не хладнокровный въ минуты боевого кризиса), безучастный, корректный, онъ постоянно молчалъ, не отдавалъ никакихъ распоряженій, предпочитая исполнять приказанія своего генерала; въ данномъ случаѣ это пожалуй было для него особенно выгодно, какъ выходъ изъ затруднительнаго и опаснаго положенія. Хотя уже въ его полевой сумкѣ, или въ обозѣ канцеляріи штаба, лежала телеграмма Куропаткина, до нѣкоторой степени прикрывавшая позоръ Тюренчена и сдѣлавшая неотвѣтственными его главнаго виновника — Засулича и главнаго пособника — Орановскаго, все же нельзя было не сознавать, что настанетъ минута, когда осудятъ того и другого, а вѣдь этотъ другой былъ причастенъ къ руководству и организаціи операціи; слѣдовательно, подготовка ея, поражавшая нецѣлесообразностью расчета и расположенія силъ и средствъ, и завершеніе ея, въ смыслѣ отсутствія распорядительности, не могли не быть поставлены въ вину носителю военнаго искусства. Какъ ни какъ, а быть начальникомъ штаба при исполненіи операціи, окончившейся безцѣльнымъ разстрѣломъ двухъ геройскихъ полковъ, отдачей противнику 30 орудій и паническимъ бѣгствомъ хотя бы только обозовъ — плохое начало для боевой карьеры офицера генеральнаго штаба, занимавшаго генеральскую должность; пожалуй и родственная протекція не поможетъ. Способомъ спасенія было — прикрыться неотвѣтственностью, не вмѣшиваться въ опасную сферу опера-
