безнаказанными, потому что, если бы я не промолчалъ, то вышелъ бы инцидентъ, и тогда пожалуй опять начальникъ штаба составилъ бы докладъ о моемъ удаленіи изъ арміи. Я конечно не располагался бы въ кампаніи всѣхъ этихъ невоспитанныхъ тунеядцевъ штабной челяди, но дѣло въ томъ, что обыкновенно они ухитрялись заполнить рѣшительно всѣ помѣщенія этапа, и приходилось приткнуться гдѣ-нибудь въ общемъ помѣщеніи. Казалось мы находились теперь достаточно далеко отъ японцевъ, чтобы наконецъ водворить какой нибудь порядокъ въ штабѣ, подумать о комендантствѣ, дежурствахъ, нарядѣ посыльныхъ. Но ничего этого организовано не было, и если бы произошло что нибудь ночью, то во-первыхъ нельзя было бы даже вручить донесеніе, а во-вторыхъ вѣроятно произошелъ бы общій кавардакъ. На слѣдующій день я устроился въ деревнѣ, воспользовавшись гостепріимствомъ судебнаго слѣдователя, пріютившаго меня въ фанзѣ, и отказался отъ общей трапезы. Въ этотъ день, или наканунѣ, выпившій чиновникъ контроля произвелъ скандалъ въ этапномъ ресторанѣ.
Я останавливаюсь на такихъ мелочахъ только потому, что онѣ хорошо обрисовываютъ службу штаба, показывая отсутствіе всякаго порядка и дисциплины среди его чиновъ; ясно, что при такомъ режимѣ штабная служба идти правильно не можетъ, а отъ этого страдаютъ войска и дѣло. Правда, и въ составѣ штаба Восточнаго отряда была болѣе интеллигентная и воспитанная среда, которую составляли инженеры, интенданты и юристы, но генеральный штабъ къ ней причислить было, къ сожалѣнію, невозможно. Подтвержденіемъ своихъ словъ приведу сказанное помощникомъ интенданта — офицеромъ призваннымъ изъ запаса; когда его кто то спросилъ, почему онъ отказывается жить въ общемъ помѣщеніи, онъ отвѣтилъ такъ: „я видѣлъ какъ, господа, вы позволяете себѣ обращаться съ старымъ полковникомъ; ну, а какъ же вы тогда отнесетесь ко мнѣ?“
На 24-е апрѣля было объявлено производство рекогносцировки Феншуйлинской позиціи, и я получилъ приказаніе участвовать въ ней. На мой взглядъ позиція была очень сильна, и атака ея съ фронта долиною обѣщала мало ус-
