женія штаба В. отряда, имѣвшагося у Перевалова. Абадзіевъ отказалъ. Тогда офицеръ обратился ко мнѣ, и вотъ что было ему мною сказано: „я состою здѣсь какимъ то нештатнымъ чиномъ, и никто не обязанъ меня слушаться, да и не послушается; опасности я не вижу, потому что мы станемъ въ 4-хъ верстахъ отсюда, а сѣвернѣе по вашей линіи идетъ Верхнеудинскій полкъ, хотя кажется онъ просто бѣжитъ; вы всетаки настаивайте передъ Абадзіевымъ“. Тогда произошелъ слѣдующій разговоръ:
Шигоринъ. — Господинъ полковникъ, такъ какъ полковникъ Переваловъ ушелъ и передалъ меня вамъ, то прошу сотню въ прикрытіе, такъ какъ вы уходите, и я остаюсь сзади васъ, ближе къ противнику.
Абадзіевъ. — Я не могу ничего вамъ дать: у меня при знамени остается менѣе 2-хъ сотенъ; все остальное въ нарядѣ (было выслано 2 небольшихъ разъѣзда и одна застава, а потому имѣлось болѣе 3-хъ сотенъ).
Шигоринъ. — Г. полковникъ, вы должны знать, что инженерный обозъ есть такое же знамя, и вы обязаны его охранять.
Абадзіевъ. — Я не дамъ вамъ ни одного казака, дѣлайте какъ хотите.
Все это было бы смѣшно, если бы не было такъ грустно, и мнѣ было обидно и совѣстно за Абадзіева, но въ ту же минуту я забылъ объ этой сценѣ, ибо случилось нѣчто по серьезнѣе. Мы уже начали отступательное движеніе и проходили мимо интендантскаго склада ячменя. Я увидѣлъ надъ нимъ довольно сильный дымъ, подскакалъ къ Абадзіеву и спросилъ его: „по чьему приказанію зажженъ складъ?“ Абадзіевъ склонилъ главу свою на грудь, безнадежно махнулъ рукой и убитымъ голосомъ молвилъ: „не спрашивай, по моему приказанію“. Я понялъ, что онъ отдалъ это глупое приказаніе въ то время, когда я отдѣлился отъ него, бесѣдуя съ саперомъ. Онъ показался мнѣ до того жалкимъ и противнымъ, что я отъѣхалъ отъ него подальше и рѣшилъ болѣе не говорить ему ни слова, а молчать и только смотрѣть, что будетъ. Я выдержалъ такую роль часа 3, а затѣмъ пришлось вмѣшаться.
