жетъ быть не строили бы 70 верстнаго укрѣпленнаго кордона подъ Мукденомъ, могущество и незыблемость котораго сокрушили 3 дивизіи арміи Ноги, вышедшей на нашъ правый флангъ; командная власть тотчасъ потеряла голову, начала сперва оглядываться къ Телину, а такъ какъ во-время ни парировать обходъ, ни отойти не успѣли, то на удивленіе народовъ всего міра показали военно-историческій примѣръ бѣгства 200.000 массы. Если бы у насъ умѣли руководить войсками и маневрировать, то не потратили бы милліоновъ русскихъ денегъ на укрѣпленія Ляояна во славу инженера Величко, а вѣроятно закончили бы Ляоянъ такъ, какъ мы его начали у Тунсинпу, т. е. побѣдно — пораженіемъ врага, а не отступленіемъ 130.000 славныхъ русскихъ штыковъ съ 550 скорострѣльными, представлявшими послѣднее по совершенству техники слово, орудіями, которое кому то удалось рекламировать въ Европѣ, какъ образецъ стратегическаго искусства, и представить фатальной необходимостью нашему отечеству.
А вѣдь при нашемъ отходѣ отъ Ляояна за нами оставалось всего 100.000 разстроенныхъ, обезсиленныхъ нашимъ геройскимъ боемъ съ 11 по 18-е августа японцевъ, которые не были въ состояніи даже обозначить преслѣдованіе. О слишкомъ большой поспѣшности отступленія отъ Ляояна свидѣтельствуютъ донесенія желѣзнодорожныхъ агентовъ: оставлены 3 станціи несчастной, неумѣло, эгоистично эксплоатируемой Восточно-Китайской желѣзной дороги тогда, когда японцы не были даже въ виду ихъ; съ легкимъ сердцемъ подарена противнику работа добросовѣстныхъ труженниковъ Россіи, заставляемыхъ строить и воздвигать на пользу враговъ родины; мы подарили имъ массу матеріаловъ — средствъ и просто обогатили послѣ Ляояна японскую армію.
Я болѣе чѣмъ кто либо не могу простить нашего пораженія подъ Ляояномъ, потому что, насколько имѣлъ возможность, а судьба дала мнѣ въ этомъ отношеніи широкое полномочіе, исполнилъ свой долгъ; моему отряду было ввѣрено начало — завязка генеральнаго сраженія, и, послѣ столькихъ неудачъ нашихъ войскъ, онъ одержалъ первую
