всегда полуголодными. Послѣ обѣда подносили по полчашкѣ кофе, и мы уѣзжали. Никто еще изъ насъ не былъ въ Польшѣ. Чванство поляковъ показалось намъ слишкомъ смѣшнымъ, а обычаи — очень оригинальными.
Въ концѣ декабря я ѣздилъ въ Кіевъ за жалованьемъ и по другимъ порученіямъ. Жалованья подпоручики артиллеріи по тогдашнему окладу получали въ треть, на ассигнаціи, 93 рубля съ копѣйками. По случаю ожиданія войны и вслѣдствіе разныхъ смутныхъ обстоятельствъ курсъ ассигнацій до того упалъ, что за сто рублей давали серебромъ 17, много 18 рублей; покупали же все на серебро. Ротные артиллерійскіе командиры на продовольствіе лошадей получали деньги ассигнаціями: при переводѣ ихъ на серебро и при покупкѣ фуража, они получали значительныя выгоды. Большая часть ротныхъ командировъ держали отъ себя для офицеровъ столъ, а нѣкоторые помогали и въ обмундировкѣ, чего даже высшее артиллерійское начальство, зная выгоды ротныхъ командировъ и нужду офицеровъ, требовало отъ нихъ стороной. Мы съ своимъ ротнымъ командиромъ не слишкомъ ладили и не хотѣли ходить къ нему обѣдать, а потому можно судить, какъ мы нуждались и какъ бѣдно жили. Трое изъ насъ: поручикъ, подпоручикъ и я жили на одной квартирѣ. Мы были люди небогатые, жили дружно и все было у насъ общее.
Въ февралѣ 1812 года послали меня въ Смоленскъ для принятія изъ тамошней коммиссаріатской коммиссіи по третьей парѣ сапогъ на человѣка и другихъ амуничныхъ вещей для бригады. Пріѣхалъ я въ Смоленскъ на сырной недѣлѣ; квартиру мнѣ отвели на Петербургскомъ предмѣстьи, въ домѣ зажиточнаго купца, добраго и довольно образованнаго человѣка, у котораго было большое семейство. Онъ пригласилъ меня къ себѣ обѣдать. Здѣсь я видѣлъ семейную простоту и довольство. Этотъ случай заставилъ меня сравнить вель-
