то дворянина. Увидѣвъ требованіе, дворянинъ тотчасъ же отсчиталъ мнѣ требуемое количество. Отправивши подводы съ бывшими при мнѣ людьми, пошелъ я къ нему на квартиру росписаться въ полученіи тридцати четвертей овса. Разбирая мою подпись, господинъ, отпустившій овесъ, тутъ же прочиталъ и ассигновку Канкрина, написанную весьма нечотко; въ ней значилось: «Отпустить три четверти. Канкринъ». Это должно быть онъ написалъ, чтобы только отдѣлаться отъ меня; я и самъ второпяхъ не разобралъ ассигновки. «Какъ же это такъ?…» началъ говорить дворянинъ. Я его увѣрилъ, что это видно Канкринъ написалъ по ошибкѣ; а такъ какъ овесъ былъ уже отправленъ и вернуть его, конечно, мнѣ не хотѣлось, то недоразумѣніе тѣмъ и кончилось. Хотя это дѣло и не совсѣмъ было чисто, но такія продѣлки были тогда въ ходу и считались какимъ-то удальствомъ. Въ ротѣ я былъ младшимъ офицеромъ и считался ротнымъ квартирмейстеромъ; слѣдовательно съ самаго начала компаніи до Бородинскаго сраженія, гдѣ я былъ раненъ, на мнѣ лежала обязанность добывать продовольствіе и пріемка его изъ магазиновъ и другихъ запасовъ, а потому къ этимъ дѣламъ я уже порядочно попривыкъ. Кромѣ тридцати четвертей овса, мы получили еще и по общей ассигновкѣ изъ корпусной квартиры три четверти количества, которое было назначено на легкія роты. Получили также нѣсколько четвертей сухарей и крупъ, по два вола и по нѣсколько ведеръ водки.
Пришли мы въ Царево-Займище и тутъ прибылъ въ армію фельдмаршалъ Кутузовъ. Пріѣзду его всѣ чрезвычайно обрадовались, такъ что доходило до энтузіазма. Разсказывали послѣднія его дѣйствія въ Молдавіи, какъ онъ уморилъ голодомъ турокъ; припоминали разные случаи его жизни, его чудесныя раны, подвиги при Суворовѣ и другіе до французской войны, жалѣли о немилости къ нему Государя послѣ
