хочется. Мгновенно у меня въ головѣ какъ будто просвѣтлѣло и явилась рѣшимость. Богъ дастъ,—поплетусь прямо къ Горкамъ, по направленію непріятельскихъ выстрѣловъ. Между тѣмъ выстрѣлы какъ будто пріутихли, но и тутъ еще не было конца моимъ испытаніямъ. Только что началъ я взбираться на возвышенность, какъ показалась, прямо противъ меня, по направленію отъ Горокъ къ люнету, длинная и густая линія кавалеріи; это были уланы, съ значками на пикахъ; сперва я не узналъ—наши это или непріятели, но потомъ замѣтилъ, что у нихъ съ правой стороны два нашихъ зарядныхъ ящика и кивера не наши. Первое мгновенное побужденіе было бѣжать въ сторону. Мнѣ показалось, что уланы ѣхали не очень шибко и еслибъ не больная нога, то при моемъ ростѣ и легкости, никогда бы имъ меня не догнать, да и гнаться за мной не пришло бы имъ въ голову. Нечего было дѣлать, я легъ на землю и, странная вещь, не потерялся нисколько, былъ въ полномъ сознаніи; думаю: «колоть меня не станутъ, но растопчутъ лошадьми». Я положилъ обѣ руки на голову, чтобы защитить ее отъ конскихъ копытъ, имѣя въ виду, что если попадетъ подкова по затылку,—тогда конецъ, а если только помнутъ, то все же я могу остаться живъ. Хотя это было похоже на то, что утопающій хватается за соломенку, однакоже я такъ и сдѣлалъ. Только что кончилъ я свое разсужденіе, какъ раздался ружейный залпъ и пули просвистѣли надо мной; не понимаю, какъ ни одна изъ нихъ не задѣла меня. Послѣ, когда я уже былъ въ отставкѣ, разказывалъ я объ этомъ случаѣ въ пріятельскомъ кругу; теперешній мой сосѣдъ, подполковникъ, служившій тогда поручикомъ въ Софійскомъ пѣхотномъ полку, вскочилъ со стула и вскричалъ: «это мы.... это мы лежали.... это мы ихъ такъ поподчивали!…» Значитъ, это былъ Софійскій полкъ. Потомъ раздался другой залпъ впрево отъ французовъ. Пѣхота наша была на-сторожѣ; куда
