Въ одномъ мѣстѣ со мной, въ Петербургѣ, куда я первоначально поступилъ на службу и гдѣ насъ находилось человѣкъ пятьдесятъ, былъ юнкеръ; мать его, вдова небогатаго военнаго чиновника, имѣла свой домикъ, получала небольшой пенсіонъ и этимъ жила. Въ единственномъ своемъ сынѣ, она, какъ говорится, души не чаяла. Кромѣ того, что сынъ ея каждый праздникъ отлучался къ ней, и сама она часто заѣзжала его навѣщать. Всѣ мы знали эту почтенную и ласковую даму. Часто привозила она сыну лакомства, которыми онъ дѣлился съ нами. Независимо отъ этого, всѣ мы его любили за его добрый нравъ. Учился онъ хорошо и по экзамену былъ назначенъ къ производству. Матери хотѣлось оставить его на службѣ въ Петербургѣ, о чемъ она и просила; но ей сказали, что сынъ ея очень молодъ, къ тому же небольшаго роста, это бросится въ глаза начальству и потому можетъ повлести замѣчаніе. Особенно боялись тогдашняго строгаго военнаго министра, графа Аракчеева, обращавшаго вниманіе на наше заведеніе. Такимъ образомъ сынъ ея поступилъ въ дѣйствующую бригаду и въ Бородинскомъ дѣлѣ, въ ту минуту, когда онъ наводилъ орудіе, ему сорвало ядромъ черепъ. Когда я узналъ объ этомъ, то подумалъ, какъ часто судьба или предъопредѣленіе странно, несправедливо распоряжается людьми. У моихъ родителей, кромѣ меня, еще было три сына; лишись они меня, имъ было бы чѣмъ утѣшиться, а тутъ мать лишается единственнаго утѣшенія!… И какое множество подобныхъ жертвъ было въ этотъ кровавый день.
Чрезвычайно тяжелое впечатлѣніе произвела на меня стоявшая недалеко отъ насъ лошадь; это была статная и доброѣзжая кобыла, находившаяся въ ротѣ около десяти лѣтъ; ей оторвало ядромъ нижнюю челюсть; съ нее сняли хомутъ и пустили на волю. Она шла за ротой, останавливалась съ лошадьми и стояла, повѣсивъ голову. Мнѣ очень было
