домашнемъ кругу царской семьи, которой она была душою; и въ продолжении этихъ двухъ лѣтъ я не помню ни одного дня, въ который бы она казалась болѣе утомленною или озабоченною: всегда ровная, милостивая, добрая.
22-го іюня 1817 года былъ назначенъ торжественный въѣздъ принцесы прусской Шарлотты. На 7-й верстѣ отъ Петербурга по царскосельской дорогѣ, въ нѣсколькихъ стахъ саженяхъ отъ шоссе, стоялъ двух-этажный каменный домъ съ бельведеромъ и садомъ. Этотъ домъ принадлежалъ пастору Коленсу и въ немъ помѣщался тогда его пансіонъ, о которомъ я уже говорилъ. Здѣсь были приготовлены золотыя кареты для торжественная въѣзда въ столицу высоконареченной невѣсты. Здѣсь обѣ императрицы и она должны были перемѣнить свой дорожный туалетъ и здѣсь же въ первый разъ я представился великому князю Николаю Павловичу. Онъ тотчасъ повелъ меня къ принцесѣ Шарлоттѣ, бывшей еще въ сѣромъ, дорожномъ платьѣ и соломенной шляпкѣ. «Voila votre page!» — «Ah je suis charmée», сказала она, протягивая мнѣ руку, и тотчасъ прибавила: «je vous prie, monsieur, apportez moi mon parasol, il doit être dans la voiture».
Я бросился на дворъ къ дорожной каретѣ и, съ гусарами императрицы, перерылъ всѣ подушки, перешарилъ всѣ углы, но зонтикъ не отыскался. Возвращаться на верхъ съ пустыми руками, мнѣ было совѣстно. Эта неудача казалась мнѣ почти несчастіемъ, я былъ смущенъ, близокъ къ отчаянію. Вѣроятно все это отражалось и на лицѣ моемъ, потому что великій князь, встрѣтивъ меня на лѣстницѣ, съ удивленіемъ спросилъ:
— Что съ тобой?
Узнавъ, въ чемъ дѣло, онъ разсмѣялся и сказалъ: «не велика бѣда! найдется другой, ступай скорѣе на верхъ; императрицы сейчасъ выйдутъ».
И точно; едва успѣлъ я присоединиться къ своимъ товарищамъ, какъ вышли императрицы и принцеса. Проводивъ ихъ до кареты, я едва успѣлъ сѣсть на приготовленную мнѣ лошадь, какъ это умное животное понеслось догонять карету и, пробравшись къ лѣвому, заднему колесу, пошло церемоніальнымъ ходомъ.
Въѣздъ былъ блестящій. Въ золотой каретѣ — ландо, запряженной шестью лошадьми, ѣхали обѣ императрицы и принцеса, по обѣ стороны камер-пажи и шталмейстеръ верхами. Гвардія была разставлена шпалерами и, по проѣздѣ придворныхъ экипажей, слѣдовала за ними на Дворцовую площадь, гдѣ проходила церемоніальнымъ маршемъ мимо императора, стоявшаго подъ балкономъ, съ которого смотрѣли императрицы и принцеса. Послѣ парада я проводилъ великаго князя и его невѣсту въ назначенныя для нея комнаты, гдѣ ожидалъ ея законоучитель Музовской, въ черной одеждѣ, въ бѣломъ галстухѣ и безъ бороды; трудно было признать въ немъ нашего православнаго священника. Онъ постоянно долженъ былъ находиться въ пріемной принцесы, чтобы, пользуясь каждымъ свободнымъ часомъ, помогать ей выучить наизусть символъ вѣры, который она должна была произнести при обрядѣ миропомазанія.
Эта торжественная церемонія совершилась 24-го іюня; послѣ входа императорской фамиліи въ церковь, когда императрица Марія Ѳедоровна взяла за руку принцесу Шарлотту и подвела ее къ митрополиту, стоявшему въ царскихъ дверяхъ, началось священнодѣйствіе. Принцеса, хотя нѣсколько взволнованная, произнесла громко и твердо символъ вѣры. Любящій и одобряющій взоръ императрицы не покидалъ ее. Потомъ проводила она ее къ святому причащенію.
25-го іюня, въ день рожденія в. к. Николая Павловича, было обрученіе. Посреди церкви было приготовлено возвышенное мѣсто, покрытое малиновымъ бархатомъ съ золотымъ галуномъ. Предъ царскими дверями поставленъ былъ аналой, на которомъ лежали св. евангеліе и крестъ, а подлѣ аналоя небольшой столикъ для обручальныхъ колецъ и свѣчъ на золотыхъ блюдахъ. Государь подвелъ великая князя, а императрица Марія Ѳедоровна высокобрачную невѣсту. Митрополитъ Амвросій, принявъ вынесенныя изъ алтаря кольца, возложилъ ихъ при обычной молитвѣ на руки обручающихся, а императрица Марія Ѳедоровна обмѣняла ихъ перстнями. Въ церкви приняли поздравленіе высокообрученные отъ императорской фамиліи и духовенства.
домашнем кругу царской семьи, которой она была душою; и в продолжение этих двух лет я не помню ни одного дня, в который бы она казалась более утомленною или озабоченною: всегда ровная, милостивая, добрая.
22 июня 1817 года был назначен торжественный въезд принцессы прусской Шарлотты. На седьмой версте от Петербурга по Царскосельской дороге, в нескольких стах саженях от шоссе, стоял двухэтажный каменный дом с бельведером и садом. Этот дом принадлежал пастору Коленсу и в нем помещался тогда его пансион, о котором я уже говорил. Здесь были приготовлены золотые кареты для торжественная въезда в столицу высоконареченной невесты. Здесь обе императрицы и она должны были переменить свой дорожный туалет и здесь же в первый раз я представился великому князю Николаю Павловичу. Он тотчас повел меня к принцессе Шарлотте, бывшей еще в сером дорожном платье и соломенной шляпке. «Voila votre page!» — «Ah je suis charmée», — сказала она, протягивая мне руку, и тотчас прибавила: «Je vous prie, monsieur, apportez moi mon parasol, il doit être dans la voiture».
Я бросился на двор к дорожной карете и с гусарами императрицы перерыл все подушки, перешарил все углы, но зонтик не отыскался. Возвращаться наверх с пустыми руками мне было совестно. Эта неудача казалась мне почти несчастием, я был смущен, близок к отчаянию. Вероятно, все это отражалось и на лице моем, потому что великий князь, встретив меня на лестнице, с удивлением спросил:
— Что с тобой?
Узнав, в чем дело, он рассмеялся и сказал: «Не велика беда! найдется другой, ступай скорее наверх; императрицы сейчас выйдут».
И точно; едва успел я присоединиться к своим товарищам, как вышли императрицы и принцесса. Проводив их до кареты, я едва успел сесть на приготовленную мне лошадь, как это умное животное понеслось догонять карету и, пробравшись к левому заднему колесу, пошло церемониальным ходом.
Въезд был блестящий. В золотой карете — ландо, запряженной шестью лошадьми, ехали обе императрицы и принцесса, по обе стороны камер-пажи и шталмейстер верхами. Гвардия была расставлена шпалерами и по проезде придворных экипажей следовала за ними на Дворцовую площадь, где проходила церемониальным маршем мимо императора, стоявшего под балконом, с которого смотрели императрицы и принцесса. После парада я проводил великого князя и его невесту в назначенные для нее комнаты, где ожидал ее законоучитель Музовской в черной одежде, в белом галстуке и без бороды; трудно было признать в нем нашего православного священника. Он постоянно должен был находиться в приемной принцессы, чтобы, пользуясь каждым свободным часом, помогать ей выучить наизусть символ веры, который она должна была произнести при обряде миропомазания.
Эта торжественная церемония совершилась 24 июня; после входа императорской фамилии в церковь, когда императрица Мария Федоровна взяла за руку принцессу Шарлотту и подвела ее к митрополиту, стоявшему в царских дверях, началось священнодействие. Принцесса, хотя несколько взволнованная, произнесла громко и твердо символ веры. Любящий и одобряющий взор императрицы не покидал ее. Потом проводила она ее к святому причащению.
25 июня, в день рождения великого князя Николая Павловича, было обручение. Посреди церкви было приготовлено возвышенное место, покрытое малиновым бархатом с золотым галуном. Пред царскими дверями поставлен был аналой, на котором лежали св. евангелие и крест, а подле аналоя небольшой столик для обручальных колец и свеч на золотых блюдах. Государь подвел великая князя, а императрица Мария Федоровна высокобрачную невесту. Митрополит Амвросий, приняв вынесенные из алтаря кольца, возложил их при обычной молитве на руки обручающихся, а императрица Мария Федоровна обменяла их перстнями. В церкви приняли поздравление высокообрученные от императорской фамилии и духовенства.
