удивленно спросилъ: — „Развѣ его не на границѣ взяли?“ Мессингъ торопливо отвѣтилъ:
— „Нѣтъ онъ пріѣхалъ легально, какъ агентъ”.
Дзержинскій, чуть подумавъ, сказалъ: — „Ну это въ концѣ концовъ все равно. Это ничего не значитъ, что консульство знаетъ о вашемъ арестѣ. Мы все обставимъ такъ, что можно будетъ все тихо, безъ шума ликвидировать“.
Все еще не понимая истиннаго значенія словъ Дзержинскаго, я опять, насколько могъ, рѣшительно сказалъ: — „Меня вамъ не удасться тихо ликвидировать. Будетъ большой скандалъ. По Дерптскому договору вы не имѣете право разстрѣливать финляндскихъ гражданъ, тѣмъ болѣе безъ суда. Финляндія изъ-за меня воевать, конечно, не станетъ, но дѣло не въ Финляндіи и не въ войнѣ, а дѣло въ томъ, что о моемъ разстрѣлѣ будутъ кричать всѣ газеты эа границей“.
Сверхъ всякаго ожиданія Дзержинскій улыбнулся, а Мессингъ угодливо, изъ симпатіи къ своему начальнику засмѣялся.
Глядя на меня въ упоръ, Дзержинскій, какъ бы укоризненно, мнѣ сказалъ: — „Вы насъ не поняли. При чемъ тутъ разстрѣлъ? Наоборотъ. Мы хотимъ дать вамъ возможность, при извѣстныхъ условіяхъ, выйти на свободу. Вся эта исторія будетъ тихо ликвидирована. Понимаете? Хотите?“
У меня учащенно забилось сердце и я немедленно же отвѣтилъ: „Разумѣется хочу“.
— „Ну, вотъ и прекрасно. Обо всемъ съ вами подробно поговоритъ товарищъ Мессингъ. Вы семейный человѣкъ?“
— „Да“.
— „Гдѣ ваша семья? Въ Финляндіи?“
— „Да“.
— „У васъ есть родственники въ Россіи?“
— „Нѣтъ никого“.
— „Ну, пока можете идти“.
— „Когда же меня освободятъ?“
— „Ну, это нельзя сразу. Я вѣдь сказалъ вамъ уже, что надо все обставить извѣстными формальностями. Во всякомъ случаѣ мы не будемъ васъ долго держать“.
Вернувшись въ свою камеру, я отъ волненія не
