Шуттенбаха забрали на Московскій этапъ. Вечеромъ меня вызвали на свиданіе внизъ и служащая нашего консульства сообщила мнѣ, что я возвращенъ въ Петербургъ, такъ какъ Финляндское правительство, наконецъ, добилось моего освобожденія, которое состоится въ недалекомъ будущемъ.
Радостный и довольный я вернулся къ себѣ въ камеру.
Черезъ два дня послѣ этого меня перевели въ тюрьму на Шпалерную.
Въ третій разъ входилъ я въ ворота этой столь знакомой мнѣ тюрьмы. Обычная процедура пріема, всюду внѣшній блескъ, чистота и показная корректность Чеки.
Меня помѣстили въ, такъ называемую, библіотечную камеру, заключенные которой обслуживаютъ находящуюся рядомъ въ томъ же корридорѣ библіотеку. Насъ всѣхъ было 30 человѣкъ, все безъ исключенія интеллигентные люди.
Съ утра насъ выпускали изъ камеры и запирали въ библіотекѣ, гдѣ мы раскладывали книги по всѣмъ камерамъ тюрьмы. За книгами приходили надзиратели изъ соотвѣтствующихъ отдѣленій. Такъ какъ среди насъ было много архитекторовъ и инженеровъ, то въ свободное отъ выдачи книгъ время, мои товарищи рисовали тутъ же въ библіотекѣ различные плакаты для уличныхъ демонстрацій. Тема рисунковъ и текстъ надписей присылались изъ канцеляріи тюрьмы. Изъ-за этихъ плакатовъ я пострадалъ.
Такъ какъ я не умѣю рисовать и выписываніе этихъ дурацкихъ лозунговъ было мнѣ глубоко противно, я приводилъ въ порядокъ иностранный отдѣлъ библіотеки.
Однажды, одинъ изъ работавшихъ, инженеръ З. довольно лукаво спросилъ меня, почему я не приготовляю плакатовъ.
На это я отвѣтилъ, что не хочу быть похожимъ на собаку, несущую въ своихъ зубахъ тотъ хлыстъ, которымъ ее хозяинъ выпоретъ. Въ библіотекѣ не было никого, кромѣ заключенныхъ, и несмотря на это, меня въ тотъ же вечеръ перевели въ другую камеру № 21. Я лишился изъ-за своего легкомысленнаго поступка мно-
