онъ пріѣдетъ въ Москву, и поможетъ мнѣ протолкнуть дѣло.
Дѣло моей личной конторы, сверхъ всякаго ожиданія расширялись. Бумажная переписка и толпы посредниковъ, летавшихъ по моимъ порученіямъ по городу, грозили поглотить и меня, и моего секретаря. Большая часть всѣхъ дѣлъ, разумѣется, оказывалась блефомъ, такъ какъ нерѣдко появлялось обстоятельство, измѣнявшее кореннымъ образомъ всѣ мои планы и разсчеты. То кто-либо изъ посредниковъ безслѣдно исчезалъ въ объятіяхъ Чеки, и набожный философъ Копоненъ въ такихъ случаяхъ говорилъ: „Миръ его праху. Мы во всякомъ случаѣ тутъ непричемъ. Ну, ничего, скоро новые явятся.“
Появлялись новые, съ новыми предложеніями, съ новыми планами.
Иногда рушилось все настроенное дѣло, такъ какъ весь составъ того учрежденія, съ которымъ мы трактовали сдѣлку, арестовывался, т. е. исчезалъ съ лица земли нашъ кліентъ.
Поставивъ себѣ за правило быть строго лояльнымъ въ отношеніи дѣйствующихъ въ совѣтскомъ государствѣ постановленій, я не шелъ ни на какія самыя заманчивыя комбинаціи, если только къ нимъ примѣшивалось что либо незаконное. Благодаря этому всѣ эти аресты нашихъ кліентовъ и посредниковъ вызывали во мнѣ глубокое сожалѣніе, но за себя и за Копонена я былъ совершенно спокоенъ.
Съ кожевеннымъ синдикатомъ я долженъ былъ передѣлать совершенно на-ново весь контрактъ. Когда, послѣ безконечныхъ переговоровъ, совѣщаній и переписки, новый контрактъ былъ наконецъ выработанъ, оказалось…, что синдикатъ не имѣетъ права на непосредственный импортъ товаровъ изъ-за границы. Это право было отнято у синдиката какъ разъ во время нашихъ заключительныхъ переговоровъ. „Товарищъ“ Эрисманъ все время леталъ между Москвой и Петербургомъ въ стараніяхъ вернуть возглавляемому имъ учрежденіемъ утерянныя права.
Изъ Гельсингфорса мнѣ переслали, черезъ наше консульство, письма, полученныя на мое имя изъ южной Америки. Изъ этихъ писемъ я узналъ, что въ томъ государствѣ, гдѣ помѣщалась главная контора и
