Въ концѣ лѣта 1923 года я выѣхалъ въ совѣтскую Россію въ качествѣ представителя одной Южно-Американской фирмы, занимающейся экспортомъ дубильныхъ веществъ.
Моя поѣздка не являлась случайной, а подготовлялась уже давно. Новая экономическая политика совѣтскаго правительства, или по совѣтской терминологіи — „Нэп“, привлекала вниманіе директоровъ нашей фирмы съ самаго начала своего зарожденія. Многіе иностранные коммерческіе круги видѣли въ „Нэпѣ“ возрожденіе русской промышленности, разсчитывая что „Нэп“ откроетъ широкія возможности для снабженія русскаго рынка сырьемъ.
Я, лично, относился весьма скептически ко всѣмъ слухамъ о блестящихъ выгодахъ торговли съ совѣтскимъ правительствомъ, но въ концѣ концовъ я долженъ былъ уступить желаніямъ моихъ принципаловъ, довольно прозрачно намекавшихъ на мою малую освѣдомленность въ современномъ положеніи совѣтскаго рынка и совѣтской торговой политики.
По полученіи подробныхъ инструкцій отъ моей фирмы я началъ переговоры съ совѣтскимъ торговымъ представительствомъ въ Гельсингфорсѣ о возможностяхъ заключенія концессіоннаго договора на монопольную и постоянную поставку нашего товара для совѣтской кожевенной промышленности.
Съ первыхъ же шаговъ я замѣтилъ, что совѣтское торговое представительство было чрезвычайно стѣснено въ своихъ дѣйствіяхъ инструкціями изъ „центра“, т. е. изъ Москвы. Мои переговоры протекали крайне медленно, и по каждому самому незначительному поводу торговое представительство должно
