находилъ: диктатура пролетаріата, революція, боязнь упустить власть надъ массами, желаніе терроризировать массы какими угодно средствами и, наконецъ, низкій моральный уровень людей, стоящихъ у власти. Но все это не объясняло, почему именно меня, иностранца, не имѣющаго никакого отношенія къ политикѣ, Чека избрала объектомъ своего особаго вниманія. Я держалъ себя во время моего пребыванія на свободѣ, настолько осторожно, что никакая самая болѣзненная подозрительность не могла бы найти въ моей дѣятельности что-либо похожее на шпіонажъ. Мой пріѣздъ въ Россію и пребываніе въ ней, носили исключительно коммерческій характеръ. Правда, наши переговоры не увѣнчались успѣхомъ, но вѣдь большевики сами лучше меня знали, что не я причина неудавшихся переговоровъ. Наоборотъ, успѣхъ переговоровъ сулилъ мнѣ большія матеріальныя выгоды, такъ какъ я былъ заинтересованъ въ прибыляхъ моей фирмы. Мой арестъ вызывалъ шумъ и, слѣдовательно, портилъ репутацію, „Нэпа“, что было невыгодно для совѣтскаго правительства, такъ какъ оно стремится теперь заигрывать съ иностранными купцами. Въ концѣ концовъ единственное рѣшеніе мучившей меня загадки я представилъ себѣ такъ: „Они, очевидно, подозрѣваютъ, что я освѣдомлялъ мою фирму о дѣйствительномъ положеніи вещей и что моя фирма, благодаря своему положенію, вліяла на общественное мнѣніе своей страны и такимъ образомъ частные переговоры делегатовъ о признаніи совѣтскаго правительства потерпѣли съ самаго начала фіаско… Это казалось мнѣ единственнымъ наиболѣе правдоподобнымъ отвѣтомъ на загадку моего ареста.
Изъ моего раздумья меня вывелъ шумъ открываемой двери и въ камеру ввели пожилого бородатаго человѣка, громаднаго роста, въ старой офицерской шинели.
Опустивъ на полъ принесенный съ собой парусиновый мѣшокъ съ вещами, гигантъ испуганно осмотрѣлся и, видимо, страдая отдышкой, присѣлъ на желѣзное сидѣнье. Отдышавшись, онъ вѣжливо мнѣ поклонился и сказалъ:
„Вы, пожалуйста, не обращайте на меня вниманія. Я совсѣмъ расклеился. Я прямо изъ лазарета. Я васъ ни о чемъ спрашивать не буду и вообще жи-
