Страница:Гегель Г.В.Ф. - Наука логики. Т. 1 - 1916.djvu/155

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана
— 118 —

простое, которое есть другое относительно сложнаго, понимается, лишь какъ относительно простое, которое само по себѣ снова состоитъ изъ чего-либо, то вопросъ остается такимъ же, каковъ онъ былъ. Представленію, правда, предносится лишь то или иное сложное, относительно котораго то или иное нѣчто есть его простое, хотя бы оно само для себя было и сложнымъ. Но здѣсь идетъ рѣчь о сложномъ, какъ таковомъ.

Что касается кантова доказательства тезиса, то оно, какъ всѣ кан-товы возраженія противъ противорѣчивыхъ положеній, представляетъ собою апагогическій обходъ, который оказывается совершенно излишнимъ.

" Предположимъ (начинаетъ онъ), что сложныя субстанціи состоятъ не изъ простыхъ частей; въ такомъ случаѣ, если всякая сложность мысленно снята, то не было бы никакой сложной части; а такъ какъ (по только что сдѣланному предположенію) нѣтъ и никакой простой части, то нѣтъ и простой части, т.-е. не останется ничего, слѣдовательно не дано никакой субстанціи“.

Этотъ выводъ совершенно правиленъ: если нѣтъ ничего кромѣ сложнаго, и если отбросить мысленно всякую сложность, то не останется ничего. Съ этимъ можно согласиться, но этотъ тожественный излишекъ могъ бы быть оставленъ въ сторонѣ, и доказательство могло быть прямо начато съ того, что слѣдуетъ за симъ, а именно:

"Или невозможно мысленно снять всякую сложность, или послѣ этого снятія должно остаться нѣчто пребывающее безъ сложности, т.-е. простое“.

"Но въ первомъ случаѣ сложное опять-таки не состояло бы изъ субстанцій (ибо при ихъ предположеніи сложность есть лишь случайное отношеніе субстанцій *), безъ котораго онѣ должны пребывать, какъ сами для себя сохраняющіяся сущности). Но такъ какъ это противорѣчить предположенію, то остается возможнымъ лишь второй случай: именно, что субстанціально сложное въ мірѣ состоитъ изъ простыхъ частей“.

Въ скобки заключено, какъ нѣчто прибавочное, то основаніе, въ которомъ главная суть, предъ которымъ все предыдущее совершенно излишне. Дилемма состоитъ въ слѣдующемъ: постоянное есть или сложное, или не оно, а простое. Если бы постояннымъ было первое, т.-е. сложное, то это постоянно" не было бы субстанціями, такъ какъ для нихъ сложноть есть лишь случайное отношеніе; но субстанціи суть постоянное, слѣдовательно постоянное есть простое.

Отсюда ясно, что и безъ апагогическаго подхода къ тезису: сложная субстанція состоитъ изъ простыхъ частей — можетъ быть непосредственно отброшено это основаніе; какъ доказательство, такъ какъ сложность есть лишь случайное отношеніе субстанцій, которое, слѣдовательно, внѣшне для нихъ и самой субстанціальности не касается. Если правильно допущена случайность сложности, то сущность есть конечно нѣчто простое. Но эта случайность, въ которой вся

  • ) Къ излишеству доказательства присоединяется здѣсь и излишество словъ: т. к. при предположеніи ихъ (т.-е. субстанціи) сложность есть лишь случайное отношеніе субстанцій.


Тот же текст в современной орфографии

простое, которое есть другое относительно сложного, понимается, лишь как относительно простое, которое само по себе снова состоит из чего-либо, то вопрос остается таким же, каков он был. Представлению, правда, предносится лишь то или иное сложное, относительно которого то или иное нечто есть его простое, хотя бы оно само для себя было и сложным. Но здесь идет речь о сложном, как таковом.

Что касается кантова доказательства тезиса, то оно, как все кан-товы возражения против противоречивых положений, представляет собою апагогический обход, который оказывается совершенно излишним.

" Предположим (начинает он), что сложные субстанции состоят не из простых частей; в таком случае, если всякая сложность мысленно снята, то не было бы никакой сложной части; а так как (по только что сделанному предположению) нет и никакой простой части, то нет и простой части, т. е. не останется ничего, следовательно не дано никакой субстанции“.

Этот вывод совершенно правилен: если нет ничего кроме сложного, и если отбросить мысленно всякую сложность, то не останется ничего. С этим можно согласиться, но этот тожественный излишек мог бы быть оставлен в стороне, и доказательство могло быть прямо начато с того, что следует за сим, а именно:

"Или невозможно мысленно снять всякую сложность, или после этого снятия должно остаться нечто пребывающее без сложности, т. е. простое“.

"Но в первом случае сложное опять-таки не состояло бы из субстанций (ибо при их предположении сложность есть лишь случайное отношение субстанций *), без которого они должны пребывать, как сами для себя сохраняющиеся сущности). Но так как это противоречить предположению, то остается возможным лишь второй случай: именно, что субстанциально сложное в мире состоит из простых частей“.

В скобки заключено, как нечто прибавочное, то основание, в котором главная суть, пред которым всё предыдущее совершенно излишне. Дилемма состоит в следующем: постоянное есть или сложное, или не оно, а простое. Если бы постоянным было первое, т. е. сложное, то это постоянно" не было бы субстанциями, так как для них сложноть есть лишь случайное отношение; но субстанции суть постоянное, следовательно постоянное есть простое.

Отсюда ясно, что и без апагогического подхода к тезису: сложная субстанция состоит из простых частей — может быть непосредственно отброшено это основание; как доказательство, так как сложность есть лишь случайное отношение субстанций, которое, следовательно, внешне для них и самой субстанциальности не касается. Если правильно допущена случайность сложности, то сущность есть конечно нечто простое. Но эта случайность, в которой вся

  • ) К излишеству доказательства присоединяется здесь и излишество слов: т. к. при предположении их (т. е. субстанции) сложность есть лишь случайное отношение субстанций.