— хххш —
ключенія, которое есть дѣйствительно главное дѣйствіе разсудка, установилось — хотя было бы несправедливостью отрицать, что въ познаніи есть такая область, гдѣ онѣ должны сохранять значеніе, и что вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ составляютъ существенный матеріалъ для мышленія разума — столь же правильное сознаніе того, что онѣ, по меньшей мѣрѣ суть также безразличное средство заблужденія и софистики, и что, какъ бы мы ни опредѣляли истину, для высшей, напр., религіозной истины, онѣ непригодны; что вообще онѣ касаются лишь правильности познанія, а не истины.
Но неполнота тѣхъ способовъ разсмотрѣнія мышленія, которые оставляютъ въ сторонѣ истину, можетъ быть устранена лишь привлеченіемъ къ мысленному разсмотрѣнію послѣдней того, что относится нетолько къ внѣшней формѣ, но и къ содержанію. Легко обнаруживается само собою, что то, что въ ближайшей обычной рефлексіи отличается отъ формы, какъ содержаніе, въ дѣйствительности не можетъ быть безформеннымъ, лишеннымъ опредѣленія, — таковымъ было бы лишь пустое, напр, отвлеченность вещи въ себѣ; что оно, напротивъ, имѣетъ въ самомъ себѣ форму, даже исключительно одушевлено и наполнено ею, и что именно она сама превращается въ видимость содержанія, равно какъ въ видимость чего-то въ этой видимости внѣшняго. Съ этимъ введеніемъ содержанія въ соображенія логики предметомъ ея становятся уже не вещи (Dinge), но мыслимыя вещи (Sache), понятіе вещей. Но при этомъ слѣдуетъ также припомнить, что есть множество понятій, множество мыслимыхъ вещей. Но чѣмъ ограничено это множество, видно уже отчасти изъ сказаннаго выше, что понятіе, какъ мысль вообще, какъ общее, есть сокращеніе той единичности вещей, въ которой онѣ предносятся, какъ множество, неопредѣленному воззрѣнію и представленію; отчасти же понятіе есть вмѣстѣ съ тѣмъ, во-первыхъ, понятіе въ немъ самомъ, которое есть одно и составляетъ субстанціальную основу вещей; съ другой же стороны оно есть опредѣленное понятіе, каковая опредѣленность есть въ немъ то, что является содержаніемъ, опредѣленность же понятія есть формальное опредѣленіе этого субстанціальнаго единства, моментъ формы, какъ цѣлостности, самого понятія, служащаго основою опредѣленнаго понятія. Послѣднее не созерцается и не представляется чувственно; оно есть лишь предметъ, прозведеніе и содержаніе мышленія и сущая въ себѣ и для себя мыслимая вещь (Sache), логосъ, разумъ того, что есть, истина того, что носитъ названіе вещей (Dinge); всего менѣе оно есть такой логосъ, который долженъ быть оставляемъ внѣ науки логики. Поэтому не зависитъ отъ произвола ввести ли его въ науку или оставить внѣ ея. Если мысленныя опредѣленія, которыя суть лишь внѣшнія формы, поистинѣ разсматриваются въ нихъ самихъ, то отсюда можетъ произойти лишь ихъ конечность и неистинность ихъ бытія для себя,- и, какъ ихъ истина, понятіе. Поэтому логическая истина, поскольку она имѣетъ дѣло съ мысленными опредѣленіями, вообще инстиктивно и безсознательно проходящими въ нашемъ духѣ и не привлекающими вниманія, остающимися безпредметными даже тогда, когда они проникаютъ въ языкъ, есть вмѣстѣ ихъ реконструкція,, выдѣляемая черезъ рефлексію и фиксируемая ею въ субъективныхъ, чуждыхъ содержанію, внѣшнихъ формахъ.
— хххш —
ключения, которое есть действительно главное действие рассудка, установилось — хотя было бы несправедливостью отрицать, что в познании есть такая область, где они должны сохранять значение, и что вместе с тем они составляют существенный материал для мышления разума — столь же правильное сознание того, что они, по меньшей мере суть также безразличное средство заблуждения и софистики, и что, как бы мы ни определяли истину, для высшей, напр., религиозной истины, они непригодны; что вообще они касаются лишь правильности познания, а не истины.
Но неполнота тех способов рассмотрения мышления, которые оставляют в стороне истину, может быть устранена лишь привлечением к мысленному рассмотрению последней того, что относится нетолько к внешней форме, но и к содержанию. Легко обнаруживается само собою, что то, что в ближайшей обычной рефлексии отличается от формы, как содержание, в действительности не может быть бесформенным, лишенным определения, — таковым было бы лишь пустое, напр, отвлеченность вещи в себе; что оно, напротив, имеет в самом себе форму, даже исключительно одушевлено и наполнено ею, и что именно она сама превращается в видимость содержания, равно как в видимость чего-то в этой видимости внешнего. С этим введением содержания в соображения логики предметом её становятся уже не вещи (Dinge), но мыслимые вещи (Sache), понятие вещей. Но при этом следует также припомнить, что есть множество понятий, множество мыслимых вещей. Но чем ограничено это множество, видно уже отчасти из сказанного выше, что понятие, как мысль вообще, как общее, есть сокращение той единичности вещей, в которой они предносятся, как множество, неопределенному воззрению и представлению; отчасти же понятие есть вместе с тем, во-первых, понятие в нём самом, которое есть одно и составляет субстанциальную основу вещей; с другой же стороны оно есть определенное понятие, каковая определенность есть в нём то, что является содержанием, определенность же понятия есть формальное определение этого субстанциального единства, момент формы, как целостности, самого понятия, служащего основою определенного понятия. Последнее не созерцается и не представляется чувственно; оно есть лишь предмет, прозведение и содержание мышления и сущая в себе и для себя мыслимая вещь (Sache), логос, разум того, что есть, истина того, что носит название вещей (Dinge); всего менее оно есть такой логос, который должен быть оставляем вне науки логики. Поэтому не зависит от произвола ввести ли его в науку или оставить вне её. Если мысленные определения, которые суть лишь внешние формы, поистине рассматриваются в них самих, то отсюда может произойти лишь их конечность и неистинность их бытия для себя,- и, как их истина, понятие. Поэтому логическая истина, поскольку она имеет дело с мысленными определениями, вообще инстиктивно и бессознательно проходящими в нашем духе и не привлекающими внимания, остающимися беспредметными даже тогда, когда они проникают в язык, есть вместе их реконструкция,, выделяемая через рефлексию и фиксируемая ею в субъективных, чуждых содержанию, внешних формах.
