Страница:Гегель Г.В.Ф. - Наука логики. Т. 1 - 1916.djvu/78

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана
— 41 —

долженъ также и себя самого, какъ нѣчто отъ него отличное и какъ бы связанное съ нимъ, снова вмысливать въ него; я не долженъ представлять себя лишь окруженнымъ и проникнутымъ имъ; но я совсѣмъ долженъ перейти въ него, быть съ нимъ одно, превратить себя въ него; я не долженъ отъ себя самого оставить ничего, кромѣ этого самаго моего представленія, дабы разсматривать его, какъ представленіе поистинѣ самостоятельное, независимое, единое и всеединое“.

При такой совершенно отвлеченной чистотѣ протяженности, т.-е. неопредѣленности и пустотѣ представленія, безразлично, называть ли эту отвлеченность пространствомъ или чистымъ воззрѣніемъ, чистымъ мышленіемъ; все это есть то же самое, что индусъ, внѣшнимъ образомъ неподвижный, безъ движенія чувства, представленія, фантазіи, желанія и т. д. изъ года въ годъ взирающій на кончикъ своего носа, повторяющій про себя лишь ом, ом, ом, или даже не говорящій ничего, называетъ брамою. Это глухое, пустое сознаніе, понимаемое, какъ сознаніе, — и есть бытіе.

Въ этой пустотѣ, говоритъ далѣе Якоби, передъ нимъ находится противоположность того, что по увѣренію Канта, должно находиться; онъ находитъ въ немъ себя не многимъ и разнообразнымъ, но единымъ, безъ всякаго множества и разнообразія; именно "я есмь сама невозможность, уничтоженіе всякаго разнообразія и множества, — я не могу изъ своего чистаго, совсѣмъ простого, неизмѣннаго существа возстановить вновь хотя что-либо или создать въ себѣ хотя какой-либо призракъ; такимъ образомъ въ этой чистотѣ всякое внѣположеніе и сосуществованіе, всякое основанное на немъ разнообразіе и множество обнаруживается, какъ чистая невозможность“.

Эта невозможность есть не что иное, какъ тавтологія; я твердо держусь за отвлеченное единство съ исключеніемъ всякаго множества и разнообразія, за неразлимое и неопредѣленное, и отрѣшаюсь отъ всего различимаго и опредѣленнаго. Кантовскій синтезъ самосознанія а priori, т.-е. та дѣятельность этого единства, посредствомъ которой оно порознивается и сохраняется въ этомъ порозненіи, испаряется у Якоби въ такой отвлеченности. Этотъ "синтезъ въ себѣ“, "первоначальное сужденіе“ онъ превращаетъ односторонне въ "связку въ себѣ — въ есть, есть, есть, безъ начала и конца и безъ что, кто и какое. Это идущее въ безконечность повтореніе есть единственное занятіе, функція или произведеніе чистѣйшаго синтеза; послѣдній самъ есть само простое, чистое, абсолютное повтореніе“. Или на самомъ дѣлѣ, такъ какъ въ немъ нѣтъ никакого перерыва, т.-е. никакого отрицанія, различенія, то онъ не есть повтореніе, а лишь неразличенное, простое бытіе. Но остается ли онъ еще синтезомъ, коль скоро Якоби опускаетъ именно то, что дѣлаетъ единство единствомъ синтетическимъ?

Прежде всего слѣдуетъ сказать, что, останавливаясь на абсолютномъ, т.-е. на отвлеченномъ, пространствѣ, времени, а также сознаніи, Якоби тѣмъ самымъ перемѣщается въ что-то опытно ложное и удерживается въ немъ: нѣтъ, т.-е. не существуетъ на опытѣ пространства и времени, которыя были бы


Тот же текст в современной орфографии

должен также и себя самого, как нечто от него отличное и как бы связанное с ним, снова вмысливать в него; я не должен представлять себя лишь окруженным и проникнутым им; но я совсем должен перейти в него, быть с ним одно, превратить себя в него; я не должен от себя самого оставить ничего, кроме этого самого моего представления, дабы рассматривать его, как представление поистине самостоятельное, независимое, единое и всеединое“.

При такой совершенно отвлеченной чистоте протяженности, т. е. неопределенности и пустоте представления, безразлично, называть ли эту отвлеченность пространством или чистым воззрением, чистым мышлением; всё это есть то же самое, что индус, внешним образом неподвижный, без движения чувства, представления, фантазии, желания и т. д. из года в год взирающий на кончик своего носа, повторяющий про себя лишь ом, ом, ом, или даже не говорящий ничего, называет брамою. Это глухое, пустое сознание, понимаемое, как сознание, — и есть бытие.

В этой пустоте, говорит далее Якоби, перед ним находится противоположность того, что по уверению Канта, должно находиться; он находит в нём себя не многим и разнообразным, но единым, без всякого множества и разнообразия; именно "я есмь сама невозможность, уничтожение всякого разнообразия и множества, — я не могу из своего чистого, совсем простого, неизменного существа восстановить вновь хотя что-либо или создать в себе хотя какой-либо призрак; таким образом в этой чистоте всякое внеположение и сосуществование, всякое основанное на нём разнообразие и множество обнаруживается, как чистая невозможность“.

Эта невозможность есть не что иное, как тавтология; я твердо держусь за отвлеченное единство с исключением всякого множества и разнообразия, за неразлимое и неопределенное, и отрешаюсь от всего различимого и определенного. Кантовский синтез самосознания а priori, т. е. та деятельность этого единства, посредством которой оно порознивается и сохраняется в этом порознении, испаряется у Якоби в такой отвлеченности. Этот "синтез в себе“, "первоначальное суждение“ он превращает односторонне в "связку в себе — в есть, есть, есть, без начала и конца и без что, кто и какое. Это идущее в бесконечность повторение есть единственное занятие, функция или произведение чистейшего синтеза; последний сам есть само простое, чистое, абсолютное повторение“. Или на самом деле, так как в нём нет никакого перерыва, т. е. никакого отрицания, различения, то он не есть повторение, а лишь неразличенное, простое бытие. Но остается ли он еще синтезом, коль скоро Якоби опускает именно то, что делает единство единством синтетическим?

Прежде всего следует сказать, что, останавливаясь на абсолютном, т. е. на отвлеченном, пространстве, времени, а также сознании, Якоби тем самым перемещается в что-то опытно ложное и удерживается в нём: нет, т. е. не существует на опыте пространства и времени, которые были бы