именно противорѣчіе, должно быть понято и изложено въ одномъ предложеніи: всѣ вещи въ самихъ себѣ противорѣчивы; н именно смыслъ этого предложенія таковъ, что оно сравнительно съ прочими болѣе всего выражаетъ истину и сущность вещей. Противорѣчіе, проявляющееся въ противоположеніи, есть лишь развитое ничто, содержащееся въ тожествѣ и излагаемое въ томъ выраженіи, что начало тожества не говоритъ ничего. Это отрицаніе опредѣляется далѣе, какъ различіе и противоположеніе, которое и есть положенное противорѣчіе.
Но одинъ изъ основныхъ предразсудковъ современной логики и обычнаго представленія состоитъ въ томъ, что противорѣчіе не считается столь же существеннымъ и имманентнымъ опредѣленіемъ, какъ тожество; между тѣмъ, если сообразить послѣдовательность рѣчи и удержать оба опредѣленія, какъ раздѣленныя, то противорѣчіе слѣдовало бы считать за нѣчто болѣе глубокое и существенное. Ибо въ противоположность ему тожество есть опредѣленіе лишь простого непосредственнаго, мертваго бытія; противорѣчіе же есть корень всякаго движенія и жизненности; лишь поскольку нѣчто имѣетъ въ себѣ самомъ противорѣчіе, оно движется, обладаетъ побужденіемъ и дѣятельностью. Противорѣчіе прежде всего обыкновенно отстраняется отъ вещей, отъ сущаго и истиннаго вообще; предполагается, что нѣтъ ничего противорѣчиваго. За симъ оно, напротивъ, перемѣщается въ субъективную рефлексію, которая полагаетъ его лишь путемъ отношенія и сравненія. Но и въ этой рефлексіи его собственно нѣтъ, такъ какъ противорѣчивое не можетъ же быть представляемо и мыслимо. Вообще оно считается, какъ въ- дѣйствительности, такъ и въ мыслящей рефлексіи за нѣчто случайное, какъ бы за ненормальность или преходящій болѣзненный пароксизмъ.
Но что касается утвержденія, что противорѣчія нѣтъ, что оно не есть существующее налицо, то о такомъ утвержденіи намъ нѣтъ надобности заботиться; абсолютное опредѣленіе сущности должно быть присуще всякому опыту, всему дѣйствительному, какъ и всякому понятію. Выше по доводу безконечнаго, которое есть противорѣчіе, какъ послѣднее обнаруживается въ сферѣ бытія, уже было объ этомъ упомянуто. Обычный же опытъ самъ заявляетъ, что дано по меньшей мѣрѣ множество противорѣчивыхъ вещей, противорѣчивыхъ учрежденій и т. д., противорѣчіе которыхъ заключается не только во внѣшней рефлексіи, но въ нихъ самихъ. Но далѣе оно должно считаться не просто ненормальностью, встрѣчающеюся тамъ и сямъ, но отрицательнымъ въ его существенномъ опредѣленіи, принципомъ всякаго самодвиженія, состоящаго не въ чемъ иномъ, какъ въ изображеніи противорѣчія. Само внѣшнее чувственное движеніе есть его непосредственное существованіе. Нѣчто движется не только поколику оно теперь здѣсь, а въ другой моментъ тамъ, но поколику оно въ одинъ и тотъ же моментъ здѣсь и не здѣсь, поколику оно въ этомъ здѣсь вмѣстѣ есть и не есть. Слѣдуетъ вмѣстѣ еъ древними діалектиками признать противорѣчія, указанныя ими въ движеніи, но отсюда не слѣдуетъ, что движенія поэтому нѣтъ, а слѣдуетъ, напротивъ, что движеніе есть само, существующее противорѣчіе.
именно противоречие, должно быть понято и изложено в одном предложении: все вещи в самих себе противоречивы; н именно смысл этого предложения таков, что оно сравнительно с прочими более всего выражает истину и сущность вещей. Противоречие, проявляющееся в противоположении, есть лишь развитое ничто, содержащееся в тожестве и излагаемое в том выражении, что начало тожества не говорит ничего. Это отрицание определяется далее, как различие и противоположение, которое и есть положенное противоречие.
Но один из основных предрассудков современной логики и обычного представления состоит в том, что противоречие не считается столь же существенным и имманентным определением, как тожество; между тем, если сообразить последовательность речи и удержать оба определения, как разделенные, то противоречие следовало бы считать за нечто более глубокое и существенное. Ибо в противоположность ему тожество есть определение лишь простого непосредственного, мертвого бытия; противоречие же есть корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку нечто имеет в себе самом противоречие, оно движется, обладает побуждением и деятельностью. Противоречие прежде всего обыкновенно отстраняется от вещей, от сущего и истинного вообще; предполагается, что нет ничего противоречивого. За сим оно, напротив, перемещается в субъективную рефлексию, которая полагает его лишь путем отношения и сравнения. Но и в этой рефлексии его собственно нет, так как противоречивое не может же быть представляемо и мыслимо. Вообще оно считается, как в- действительности, так и в мыслящей рефлексии за нечто случайное, как бы за ненормальность или преходящий болезненный пароксизм.
Но что касается утверждения, что противоречия нет, что оно не есть существующее налицо, то о таком утверждении нам нет надобности заботиться; абсолютное определение сущности должно быть присуще всякому опыту, всему действительному, как и всякому понятию. Выше по доводу бесконечного, которое есть противоречие, как последнее обнаруживается в сфере бытия, уже было об этом упомянуто. Обычный же опыт сам заявляет, что дано по меньшей мере множество противоречивых вещей, противоречивых учреждений и т. д., противоречие которых заключается не только во внешней рефлексии, но в них самих. Но далее оно должно считаться не просто ненормальностью, встречающеюся там и сям, но отрицательным в его существенном определении, принципом всякого самодвижения, состоящего не в чём ином, как в изображении противоречия. Само внешнее чувственное движение есть его непосредственное существование. Нечто движется не только поколику оно теперь здесь, а в другой момент там, но поколику оно в один и тот же момент здесь и не здесь, поколику оно в этом здесь вместе есть и не есть. Следует вместе еъ древними диалектиками признать противоречия, указанные ими в движении, но отсюда не следует, что движения поэтому нет, а следует, напротив, что движение есть само, существующее противоречие.
