основаніе и обоснованное, явленія и призраки перемѣшаны вмѣстѣ въ нераздѣльномъ сообществѣ и пользуются одинаковымъ почетомъ.
При формальномъ характерѣ этихъ способовъ объясненія и основаній, раздаются вмѣстѣ съ тѣмъ голоса, что, несмотря на всевозможное объясненіе при помощи хорошо извѣстныхъ силъ и матерій, мы не знаемъ внутренней сущности самыхъ этихъ силъ и матерій. Въ этомъ можно усмотрѣть лишь сознаніе, что такое обоснованіе самого себя совершенно недостаточно; что оно требуетъ чего-то совсѣмъ иного, чѣмъ такихъ основаній. За симъ не видно только, къ чему служитъ этотъ трудъ такого объясненія, почему не поищутъ чего-либо другого, или, по крайней мѣрѣ, не оставятъ въ сторонѣ такого объясненія и не остановятся на простыхъ фактахъ.
Ь. Реальное основаніе.
Опредѣленность основанія, какъ оказалось, есть, съ одной стороны, опредѣленность основы или опредѣленіе содержанія; съ другой стороны, она есть инобытіе въ самомъ отношеніи основанія, именно различимость его содержанія и формы; отношеніе основанія и обоснованнаго есть какъ бы внѣшняя форма для содержанія, безразличнаго къ этимъ опредѣленіямъ. Въ дѣйствительности же оба они не внѣшни одно другому, ибо содержаніе должно быть тожествомъ основанія съ самимъ собою въ обоснованномъ и обоснованнаго въ основаніи. Обнаружилось, что сторона основанія есть сама положенное, а сторона обоснованнаго — сама основаніе; каждая въ ней самой есть это тожество цѣлаго. Но такъ какъ онѣ вмѣстѣ съ тѣмъ принадлежатъ формѣ и составляютъ ея существенное различеніе, то каждая есть въ ея опредѣленности тожество цѣлаго съ собою. Или, если стать на сторону основанія, такъ какъ оно есть тожество, какъ основное отношеніе съ собою, то содержаніе окажется имѣющимъ въ немъ самомъ это различеніе формы и, какъ основаніе, другимъ, чѣмъ обоснованное.
Но тѣмъ, что основаніе и обоснованное имѣютъ различное содержаніе, отношеніе основанія перестало быть формальнымъ; возвратъ въ основаніе и выходъ изъ него къ положенному уже не есть тожесловіе; основаніе реализовано. Поэтому, если спрашиваютъ объ основаніи, то требуютъ собственно для основанія другого опредѣленія содержанія, чѣмъ то, объ основаніи котораго спрашиваютъ.
Это отношеніе опредѣляетъ себя за симъ далѣе. А именно, поскольку обѣ его стороны имѣютъ различное содержаніе, онѣ безразличны одна къ другой; каждая есть непосредственное тожественное себѣ опредѣленіе. Далѣе, какъ взаимоотношеніе основанія и обоснованнаго, основаніе есть рефлектированное въ иномъ, чѣмъ свое положеніе; такимъ образомъ, и содержаніе, присущее сторонѣ основанія, есть также въ обоснованномъ; послѣднее, какъ положенное, имѣетъ лишь въ этомъ содержаніи свое тожество съ собою и свою устойчивость. Но кромѣ этого содержанія основанія обоснованное имѣетъ еще также свое собственное (содержаніе) и есть тѣмъ самымъ единство двоякаго содержанія. Это един
основание и обоснованное, явления и призраки перемешаны вместе в нераздельном сообществе и пользуются одинаковым почетом.
При формальном характере этих способов объяснения и оснований, раздаются вместе с тем голоса, что, несмотря на всевозможное объяснение при помощи хорошо известных сил и материй, мы не знаем внутренней сущности самых этих сил и материй. В этом можно усмотреть лишь сознание, что такое обоснование самого себя совершенно недостаточно; что оно требует чего-то совсем иного, чем таких оснований. За сим не видно только, к чему служит этот труд такого объяснения, почему не поищут чего-либо другого, или, по крайней мере, не оставят в стороне такого объяснения и не остановятся на простых фактах.
Ь. Реальное основание.
Определенность основания, как оказалось, есть, с одной стороны, определенность основы или определение содержания; с другой стороны, она есть инобытие в самом отношении основания, именно различимость его содержания и формы; отношение основания и обоснованного есть как бы внешняя форма для содержания, безразличного к этим определениям. В действительности же оба они не внешни одно другому, ибо содержание должно быть тожеством основания с самим собою в обоснованном и обоснованного в основании. Обнаружилось, что сторона основания есть сама положенное, а сторона обоснованного — сама основание; каждая в ней самой есть это тожество целого. Но так как они вместе с тем принадлежат форме и составляют её существенное различение, то каждая есть в её определенности тожество целого с собою. Или, если стать на сторону основания, так как оно есть тожество, как основное отношение с собою, то содержание окажется имеющим в нём самом это различение формы и, как основание, другим, чем обоснованное.
Но тем, что основание и обоснованное имеют различное содержание, отношение основания перестало быть формальным; возврат в основание и выход из него к положенному уже не есть тожесловие; основание реализовано. Поэтому, если спрашивают об основании, то требуют собственно для основания другого определения содержания, чем то, об основании которого спрашивают.
Это отношение определяет себя за сим далее. А именно, поскольку обе его стороны имеют различное содержание, они безразличны одна к другой; каждая есть непосредственное тожественное себе определение. Далее, как взаимоотношение основания и обоснованного, основание есть рефлектированное в ином, чем свое положение; таким образом, и содержание, присущее стороне основания, есть также в обоснованном; последнее, как положенное, имеет лишь в этом содержании свое тожество с собою и свою устойчивость. Но кроме этого содержания основания обоснованное имеет еще также свое собственное (содержание) и есть тем самым единство двоякого содержания. Это един
