не есть нѣчто устойчивое, но, наборотъ, вещь состоитъ изъ нихъ; она сама есть лишь ихъ внѣшнее сочетаніе и количественная граница. То и другое, свойства и матеріи, суть одни и тѣ же опредѣленія содержанія, но тамъ они суть лишь моменты, рефлектированные въ ихъ отрицательное единство, какъ въ отличную отъ нихъ самихъ основу, въ вещность, а здѣсь — самостоятельно различныя, каждое рефлектированное въ свое собственное единство съ собою.
Эти матеріи опредѣляютъ себя далѣе, какъ самостоятельную устойчивость; но онѣ суть также вмѣстѣ въ нѣкоторой вещи. Эта вещь имѣетъ два опредѣленія, во-первыхъ, она есть это, а во-вторыхъ — также. Также есть то, что во внѣшнемъ воззрѣніи выступаетъ, какъ пространственное протяженіе; а это, отрицательное единство, есть пунктуальность вещи. Матеріи суть вмѣстѣ въ пунктуальности, и ихъ также, или протяженность, есть во всякомъ случаѣ эта же пунктуальность; ибо также, какъ вещность, опредѣляется также по существу, какъ отрицательное единство. Гдѣ, поэтому, есть одна изъ этихъ матерій, въ той же самой точкѣ есть и другая; вещь не имѣетъ въ одномъ мѣстѣ своего цвѣта, въ другомъ — своего запаха, въ третьемъ — своей теплоты и т. д., но въ той точкѣ, въ которой она тепла, она также имѣетъ цвѣтъ, кисла, электризована и т. д. А такъ какъ эти вещества находятся не внѣ одно другого, а въ одномъ этомъ, то они принимаются за пористыя, такъ что одно существуетъ въ промежуткахъ другого. Но то изъ нихъ, которое находится въ промежуткахъ другого, само пористо; поэтому другое существуетъ, наоборотъ, въ его порахъ, и не только оно, но и третье, десятое и т. д. Всѣ пористы, и въ промежуткахъ каждаго находятся всѣ другія также, какъ и оно находится со всѣми другими въ этихъ порахъ каждаго изъ нихъ. Поэтому они суть нѣкоторое множество, такъ взаимно проникающее себя, что вмѣстѣ съ тѣмъ каждое проникаетъ свое собственное проникновеніе. Каждое положено, какъ его отрицаніе, и это отрицаніе есть устойчивость другого; но эта устойчивость есть равнымъ образомъ отрицаніе этого другого и устойчивость перваго.
Уловка, при помощи которой представленіе отстраняетъ противорѣчіе самостоятельной устойчивости многихъ матерій въ одномъ и томъ же или ихъ взаимное безразличіе при ихъ проникновеніи, состоитъ, какъ извѣстно, въ признаніи малой величины частей и поръ. Тамъ, гдѣ выступаетъ отличеніе въ себѣ, противорѣчіе и отрицаніе отрицанія, вообще тамъ, гдѣ является требованіе понять, представленіе впадаетъ во внѣшнее, количественное отличеніе; по отношенію къ происхожденію и уничтоженію оно прибѣгаетъ къ постепенности, а по отношенію къ бытію къ малости, при чемъ исчезающее превращается въ незамѣтное, противорѣчіе въ смѣшеніе понятій и истинное отношеніе въ игру ’ неопредѣленнаго представленія, смутность котораго спасаетъ его отъ снятія себя.
При ближайшемъ освѣщеніи этой смутности она оказывается противорѣчіемъ, отчасти субъективнымъ противорѣчіемъ представленія, отчасти объективнымъ — предмета; самое представленіе содержитъ въ себѣ вполнѣ его элементы. А
не есть нечто устойчивое, но, наборот, вещь состоит из них; она сама есть лишь их внешнее сочетание и количественная граница. То и другое, свойства и материи, суть одни и те же определения содержания, но там они суть лишь моменты, рефлектированные в их отрицательное единство, как в отличную от них самих основу, в вещность, а здесь — самостоятельно различные, каждое рефлектированное в свое собственное единство с собою.
Эти материи определяют себя далее, как самостоятельную устойчивость; но они суть также вместе в некоторой вещи. Эта вещь имеет два определения, во-первых, она есть это, а во-вторых — также. Также есть то, что во внешнем воззрении выступает, как пространственное протяжение; а это, отрицательное единство, есть пунктуальность вещи. Материи суть вместе в пунктуальности, и их также, или протяженность, есть во всяком случае эта же пунктуальность; ибо также, как вещность, определяется также по существу, как отрицательное единство. Где, поэтому, есть одна из этих материй, в той же самой точке есть и другая; вещь не имеет в одном месте своего цвета, в другом — своего запаха, в третьем — своей теплоты и т. д., но в той точке, в которой она тепла, она также имеет цвет, кисла, электризована и т. д. А так как эти вещества находятся не вне одно другого, а в одном этом, то они принимаются за пористые, так что одно существует в промежутках другого. Но то из них, которое находится в промежутках другого, само пористо; поэтому другое существует, наоборот, в его порах, и не только оно, но и третье, десятое и т. д. Все пористы, и в промежутках каждого находятся все другие также, как и оно находится со всеми другими в этих порах каждого из них. Поэтому они суть некоторое множество, так взаимно проникающее себя, что вместе с тем каждое проникает свое собственное проникновение. Каждое положено, как его отрицание, и это отрицание есть устойчивость другого; но эта устойчивость есть равным образом отрицание этого другого и устойчивость первого.
Уловка, при помощи которой представление отстраняет противоречие самостоятельной устойчивости многих материй в одном и том же или их взаимное безразличие при их проникновении, состоит, как известно, в признании малой величины частей и пор. Там, где выступает отличение в себе, противоречие и отрицание отрицания, вообще там, где является требование понять, представление впадает во внешнее, количественное отличение; по отношению к происхождению и уничтожению оно прибегает к постепенности, а по отношению к бытию к малости, при чём исчезающее превращается в незаметное, противоречие в смешение понятий и истинное отношение в игру ’ неопределенного представления, смутность которого спасает его от снятия себя.
При ближайшем освещении этой смутности она оказывается противоречием, отчасти субъективным противоречием представления, отчасти объективным — предмета; самое представление содержит в себе вполне его элементы. А
