соображеніемъ отвлеченное обнаруживается само, какъ единство единичнаго содержанія и отвлеченной общности, стало быть, какъ конкретное, какъ противоположное тому, чѣмъ оно хочетъ быть.
По тому же основанію частное, такъ какъ оно есть лишь опредѣленное общее, есть также единичное, и, наоборотъ, такъ какъ единичное есть опредѣленное общее, оно есть также нѣкоторое частное. Если твердо держаться этой отвлеченной опредѣленности, то понятіе имѣетъ три частныхъ опредѣленія, — общее, частное и единичное, между тѣмъ какъ ранѣе видами частнаго считались лишь общее и частное. Такъ какъ единичность есть возвратъ понятія, какъ отрицательнаго, внутрь себя, то самый этотъ возвратъ отъ отвлеченія, которое въ немъ собственно снимается, можетъ быть поставленъ и сосчитанъ, какъ безразличный моментъ на-ряду съ другими.
Если единичность признается однимъ изъ частныхъ опредѣленій понятія, то частность есть полнота, все обнимающая собою; какъ эта полнота, она и есть именно ея конкретное или сама единичность. Но она есть также конкретное по вышеуказанной своей сторонѣ, какъ опредѣленная общность; такимъ образомъ она есть непосредственное единство, въ коемъ не положенъ ни одинъ изъ этихъ моментовъ, какъ различенный или какъ опредѣляющее, и въ этой формѣ она составляетъ средній терминъ формальнаго умозаключенія.
Само собою бросается въ • глаза, что каждое опредѣленіе, полученное въ предыдущемъ изложеніи понятія, непосредственно разлагается и теряется въ другихъ. Всякое различеніе смѣшивается въ томъ разсужденіи, которое должно его изолировать и упрочить. Лишь простое представленіе, для котораго это различеніе изолировало отвлеченіе, способно прочно различить общее, частное и единичное; такимъ образомъ, они могутъ быть перечислены, и дальнѣйшее различеніе хватается за полную внѣшность бытія, за количество, которое пригодно здѣсь менѣе всего. Въ единичности положено истинное отношеніе, нераздѣльность опредѣленія понятія; ибо какъ отрицаніе отрицанія она содержитъ въ себѣ его и его противоположеніе, и вмѣстѣ съ тѣмъ его же въ своемъ основаніи или единствѣ совпаденіе каждаго съ его другимъ. Такъ какъ въ этой рефлексіи состоитъ общность, въ себѣ и для себя, то первая есть по существу отрицательность опредѣленій понятія не только гакъ, что она есть относительно нихъ лишь третье различное, но такъ, что теперь положено, что положеніе есть бытіе въ себѣ и для себя; т.-е. что свойственныя отличенію опредѣленія суть каждое полнота. Возвратъ опредѣленнаго понятія внутрь себя состоитъ въ томъ, что онъ имѣетъ опредѣленіе — быть въ своей опредѣленности полнымъ понятіемъ.
2. Но единичность есть не только возвратъ понятія внутрь себя самого, но непосредственно и его утрата. Черезъ единичность оно, будучи въ немъ внутри себя, становится внѣ себя и вступаетъ въ дѣйствительность. Отвлеченіе, которое, какъ душа единичности, есть отношеніе отрицательнаго къ отрицательному, есть, какъ показано, не нѣчто внѣшнее общему и частному, а имманентно имъ, и они черезъ него суть конкретное, содержаніе,
соображением отвлеченное обнаруживается само, как единство единичного содержания и отвлеченной общности, стало быть, как конкретное, как противоположное тому, чем оно хочет быть.
По тому же основанию частное, так как оно есть лишь определенное общее, есть также единичное, и, наоборот, так как единичное есть определенное общее, оно есть также некоторое частное. Если твердо держаться этой отвлеченной определенности, то понятие имеет три частных определения, — общее, частное и единичное, между тем как ранее видами частного считались лишь общее и частное. Так как единичность есть возврат понятия, как отрицательного, внутрь себя, то самый этот возврат от отвлечения, которое в нём собственно снимается, может быть поставлен и сосчитан, как безразличный момент на-ряду с другими.
Если единичность признается одним из частных определений понятия, то частность есть полнота, всё обнимающая собою; как эта полнота, она и есть именно её конкретное или сама единичность. Но она есть также конкретное по вышеуказанной своей стороне, как определенная общность; таким образом она есть непосредственное единство, в коем не положен ни один из этих моментов, как различенный или как определяющее, и в этой форме она составляет средний термин формального умозаключения.
Само собою бросается в • глаза, что каждое определение, полученное в предыдущем изложении понятия, непосредственно разлагается и теряется в других. Всякое различение смешивается в том рассуждении, которое должно его изолировать и упрочить. Лишь простое представление, для которого это различение изолировало отвлечение, способно прочно различить общее, частное и единичное; таким образом, они могут быть перечислены, и дальнейшее различение хватается за полную внешность бытия, за количество, которое пригодно здесь менее всего. В единичности положено истинное отношение, нераздельность определения понятия; ибо как отрицание отрицания она содержит в себе его и его противоположение, и вместе с тем его же в своем основании или единстве совпадение каждого с его другим. Так как в этой рефлексии состоит общность, в себе и для себя, то первая есть по существу отрицательность определений понятия не только гак, что она есть относительно них лишь третье различное, но так, что теперь положено, что положение есть бытие в себе и для себя; т. е. что свойственные отличению определения суть каждое полнота. Возврат определенного понятия внутрь себя состоит в том, что он имеет определение — быть в своей определенности полным понятием.
2. Но единичность есть не только возврат понятия внутрь себя самого, но непосредственно и его утрата. Через единичность оно, будучи в нём внутри себя, становится вне себя и вступает в действительность. Отвлечение, которое, как душа единичности, есть отношение отрицательного к отрицательному, есть, как показано, не нечто внешнее общему и частному, а имманентно им, и они через него суть конкретное, содержание,
