Что такъ ласкаетъ, такъ манитъ?
Что нѣжною рукой
15 Снимаетъ мечъ, съ коня влечётъ
И тянетъ за собой?
То феи въ лёгкій хороводъ
Слетѣлись при лунѣ.
Спасенья нѣтъ: ужь всѣ бойцы
20 Въ волшебной сторонѣ.
Лишь онъ, безстрашный вождь Гаральдъ,
Одинъ не побѣждёнъ:
Въ нетлѣнный съ ногъ до головы
Булатъ закованъ онъ.
25 Пропали спутники его;
Тамъ брошенъ мечъ, тамъ щитъ,
Тамъ ржотъ осиротѣлый конь
И дико въ лѣсъ бѣжитъ.
И ѣдетъ сумрачно-унылъ
30 Гаральдъ, боецъ сѣдой,
При свѣтѣ трепетномъ луны
Одинъ сквозь лѣсъ густой.
Но вотъ шумитъ, журчитъ ручей —
Гаральдъ съ коня спрыгнулъ,
35 И снялъ онъ шлемъ, и влаги имъ
Студёной зачерпнулъ.
Но только жажду утолилъ,
Вдругъ обезсилѣлъ онъ;
На камень сѣлъ, попикъ главой
40 И погрузился въ сонъ.
И вѣки на утёсѣ томъ,
Главу склоня, онъ спитъ:
Сѣдые кудри, борода;
У ногъ — копьё и щитъ.
45 Когда жь гроза и молній блескъ,
И лѣсъ ревётъ густой —
Сквозь сонъ хватается за мечъ
Гаральдъ, боецъ сѣдой.
«Споётъ ли мнѣ пѣсню весёлую скальдъ?»
Спросилъ, озираясь, могучій Освальдъ.
И скальдъ выступаетъ на царскую рѣчь:
Подъ мышкою арфа, на поясѣ мечъ.
5 «Три пѣсни я знаю: въ одной старина…
Тобою, могучій, забыта она;
Ты самъ её въ лѣсѣ дремучемъ сложилъ;
Та пѣсня: отца моего ты убилъ.
«Есть пѣсня другая: ужасна она —
10 И мною подъ бурей ночной сложена;
Пою её ранней и поздней порой —
И пѣсня та: бейся, убійца, со мной!»
Онъ въ сторону арфу, и мечъ наголо —
И бѣшенство грозныя лица зажгло;
15 Запрыгали искры по звонкимъ мечамъ
И рухнулъ Освальдъ — голова пополамъ.
«Раздайся жь, послѣдняя пѣсня моя!
Ту пѣсню и утромъ и вечеромъ я
Гремѣть не устану предъ дѣвой любви:
20 Та пѣсня: убійца поверженъ въ крови!»
Измѣной слуга паладина убилъ:
Убійцѣ завиденъ санъ рыцаря былъ.
Свершилось убійство ночною, порой —
И трупъ поглощёнъ былъ глубокой рѣкой.
5 И шпоры, и латы убійца надѣлъ,
И въ нихъ на коня паладинова сѣлъ.
И мостъ на конѣ проскакать онъ спѣшитъ:
Но конь поднялся на дыбы и хранитъ.
Онъ шпоры вонзаетъ въ крутые бока:
10 Конь бѣшеный сбросилъ въ рѣку сѣдока.
Онъ выплыть изъ всѣхъ напрягается силъ;
Но панцырь тяжолый его утопилъ.
Зачѣмъ стоишь ты одинокъ
И грустно смотришь въ даль?
Скажи, открой мнѣ, пастушокъ:
О чёмъ твоя печаль?
