Зардѣло солнце. Въ заповѣдномъ пеплѣ
Прозябли трепетныя сѣмена,
И напоила юная весна
Своимъ тепломъ двѣнадцать новыхъ стеблей,
Но только начали цвѣты краснѣть —
Двѣнадцать дѣвушекъ сразила смерть.
„О милыя! Я не напрасно бросилъ
Родныя зерна сердца моего!
Ихъ приняло, пригрѣло божество,
И каждый стебель будетъ плодоносенъ!“
И юноша, нѣмымъ огнемъ волнуемъ,
Приникъ къ цвѣтамъ влюбленнымъ поцѣлуемъ.
И замеръ. Онъ почуялъ ядъ смертельный,
Въ цвѣты налитый мстительной рукой.
Припомнилъ леденѣющей душой
Постель сестры и голосъ запредѣльный,
Въ весенній воздухъ бросилъ вздохъ пустой
И на землѣ разсыпался — землей.
Чьи косы огненныя вѣтеръ треплетъ?
Чье сердце месть и мука обожгли?
Она у милой роковой земли
Отвѣтное пыланіе затеплитъ,
И схваченная смертью и любовью,
И выпивъ ядъ, прольется въ землю — кровью.
Зардело солнце. В заповедном пепле
Прозябли трепетные семена,
И напоила юная весна
Своим теплом двенадцать новых стеблей,
Но только начали цветы краснеть —
Двенадцать девушек сразила смерть.
„О милые! Я не напрасно бросил
Родные зерна сердца моего!
Их приняло, пригрело божество,
И каждый стебель будет плодоносен!“
И юноша, немым огнем волнуем,
Приник к цветам влюбленным поцелуем.
И замер. Он почуял яд смертельный,
В цветы налитый мстительной рукой.
Припомнил леденеющей душой
Постель сестры и голос запредельный,
В весенний воздух бросил вздох пустой
И на земле рассыпался — землей.
Чьи косы огненные ветер треплет?
Чье сердце месть и мука обожгли?
Она у милой роковой земли
Ответное пылание затеплит,
И схваченная смертью и любовью,
И выпив яд, прольется в землю — кровью.
