Ее баюкаютъ луна и пѣсни,
Она склонилась, спитъ — безъ сновъ, безъ слезъ.
На ложе бережно ее принесъ
Старикъ — и вышелъ на ступени лѣстницъ
Безсонно ждать, гадая до утра,
Что значишь ты, небесная игра!
Онъ не одинъ. Не спитъ въ ночи волшебной
Жена его на тѣхъ же ступеняхъ
Съ безвольнымъ бѣшенствомъ на злыхъ губахъ
Съ улыбкой безнадежной и враждебной,
Безъ смысла стонетъ, жметъ и ломитъ руки,
Притягивая къ ложу новой муки.
Нѣтъ, ты не сгнилъ въ окаменѣвшей почвѣ,
Святой ростокъ безумнаго зерна!...
Израненная, вспрянула жена
Въ крови, въ крови, какъ послѣ первой ночи!
Но та безслѣднѣй — срѣзанная нить, —
Лишь о послѣдней — знаютъ — не забыть.
Два существа въ одной великой силѣ,
Двѣ женщины хранили темный кладъ.
Два сердца пламенныя бились въ ладъ,
Два лона плодъ завѣщанный носили
Въ одной надеждѣ и въ одномъ испугѣ
Носили — и не знали другъ о другѣ.
Ее баюкают луна и песни,
Она склонилась, спит — без снов, без слез.
На ложе бережно ее принес
Старик — и вышел на ступени лестниц
Бессонно ждать, гадая до утра,
Что значишь ты, небесная игра!
Он не один. Не спит в ночи волшебной
Жена его на тех же ступенях
С безвольным бешенством на злых губах
С улыбкой безнадежной и враждебной,
Без смысла стонет, жмет и ломит руки,
Притягивая к ложу новой муки.
Нет, ты не сгнил в окаменевшей почве,
Святой росток безумного зерна!...
Израненная, вспрянула жена
В крови, в крови, как после первой ночи!
Но та бесследней — срезанная нить, —
Лишь о последней — знают — не забыть.
Два существа в одной великой силе,
Две женщины хранили темный клад.
Два сердца пламенные вились в лад,
Два лона плод завещанный носили
В одной надежде и в одном испуге
Носили — и не знали друг о друге.
