— Хорошо бы въ эту ночь, — бормоталъ онъ, потирая руки,—лечь спать вмѣстѣ! Не такъ ли, моя кошечка?
Онъ разсмѣялся своимъ былымъ смѣхомъ добраго малаго и Жанна кинулась ему на шею, но она чувствовала себя въ этотъ вечеръ такъ не по себѣ, такой сонной, что, поцѣловавъ его въ губы, тихонько попросила оставить ее спать одну, упомянувъ въ нѣсколькихъ словахъ про свое нездоровье.
— Пожалуйста, мой милый, увѣряю тебя, что мнѣ нехорошо. Конечно, завтра все пройдетъ.
Онъ не настаивалъ:
— Какъ хочешь, моя милая; если ты больна, то надо за тобой ухаживать.
И они заговорили о другомъ.
Она рано легла. Жюльенъ, противъ обыкновенія, велѣлъ развести огонь въ своей отдѣльной комнатѣ. Когда ему доложили, что каминъ затопленъ, онъ поцѣловалъ жену въ лобъ и ушелъ.
Весь домъ, казалось, страдалъ отъ холода; трескъ, какъ дрожь, пробѣгалъ по стѣнамъ и Жанна мерзла въ своей постели.
Два раза она поднималась, чтобы подбросить топлива въ каминъ и отыскивала платье, юбки, старую одежду, которую накидывала на себя. Ничто не могло согрѣть ее, ноги нѣмѣли, отъ икръ до бедръ пробѣгала дрожь, заставлявшая ее безпрестанно поворачиваться, волноваться, и еще сильнѣе разстраиваться.
Зубы ея стучали, руки тряслись, грудь давило, сердце то билось крупными и глухими ударами, то затихало, горло сжималось такъ, что казалось воздухъ не можетъ уже проникнуть въ легкія.
Страшная тоска охватила ея душу, между тѣмъ какъ
