Идя торопливо по большой дорогѣ, она повстрѣчалась съ Розаліей, возвращавшейся съ рынка. Въ служанкѣ тотчасъ же зародилось смутное подозрѣніе, хотя она сразу правды не угадала. Когда же она узнала, въ чемъ дѣло, благодаря тому, что Жанна ничего не умѣла отъ нея скрыть, она поставила корзину на землю и дала полную волю своему гнѣву.
Она кричала, упираясь кулаками въ бока; наконецъ, взявъ правою рукой барыню, а лѣвою корзинку, все еще разсерженная, отправилась домой.
По возвращеніи, Розалія тотчасъ же потребовала деньги, которыя Жанна и отдала ей, утаивъ шестьсотъ франковъ; но хитрость эта была вскорѣ открыта недовѣрчивою служанкой, такъ что пришлось отдать все.
Впрочемъ, Розалія согласилась, чтобъ этотъ остатокъ былъ посланъ Полю.
Черезъ нѣсколько дней пришло благодарственное письмо:
„Ты очень одолжила меня, дорогая мама, такъ какъ мы находились въ страшной нуждѣ“.
Жанна между тѣмъ совсѣмъ не привыкала въ Батвилѣ. Ей и дышалось здѣсь не такъ, какъ прежде, и чувствовала она себя еще болѣе одинокой, болѣе покинутой. Она отправлялась на прогулку, доходила до деревни Вернель, возвращалась назадъ мимо Труамара, но, придя домой, ей тотчасъ же хотѣлось опять гулять, какъ будто она забыла сходить именно куда ей нужно было, куда хотѣлось идти.
И такъ было каждый день, хотя она и не отдавала себѣ отчета въ этой странной потребности. Но какъ-то вечеромъ одна фраза, произнесенная безсознательно, открыла ей тайну ея безпокойства. Садясь за обѣдъ, она сказала:
— О, какъ бы мнѣ хотѣлось видѣть море.
Ей именно недоставало моря, по сосѣдству съ которымъ
