— Для этой гадины, для этого бездѣльника, каторжника, этого, этого… этого…
И столько онъ нашелъ для меня ругательныхъ названій, что, казалось, будто всю жизнь онъ только и подъискивалъ ихъ.
Я было разсердился, но маменька остановила меня и сказала ему:
— Вы хотите, чтобъ онъ умеръ съ голоду, потому что у меня ничего нѣтъ.
— Розета, я вамъ давалъ тридцать пять тысячъ въ годъ въ продолженіе тридцати лѣтъ, что составитъ болѣе милліона. Благодаря мнѣ, вы жили какъ женщина богатая, любимая и, смѣю надѣяться, счастливая. Я ничего не долженъ этому нищему, испортившему наши послѣдніе годы, и ничего не дамъ ему. Настаивать безполезно. Назовите ему того другого, если хотите, я сожалѣю о немъ, но умываю себѣ руки.
Тогда маменька обернулась ко мнѣ, а при этомъ я подумалъ про себя: — Ну вотъ и у меня, значитъ, есть и настоящій отецъ… Если у него есть жирный кусокъ… я спасенъ.
Она продолжала:
— Твой отецъ, баронъ де-Вильбуа, въ настоящее время — аббатъ Вильбуа, кюре въ Горанду, близъ Тулона. Онъ былъ моимъ любовникомъ, когда я оставила его для этого.
И вотъ она разсказала мнѣ все, только скрыла, что обманула васъ относительно своей беременности. Но отъ женщинъ, — сами знаете, — никогда не добьешься правды.
Безпечно посмѣиваясь, онъ совершенно свободно изливалъ всю свою грязь.
Выпивъ еще, онъ продолжалъ съ веселымъ видомъ:
— Маменька умерла два дня спустя. Мы провожали ея
