климатомъ, свѣжимъ лѣтомъ и мягкою зимой, богатыми полями, зелеными лѣсами, тихими большими рѣками и ея поклоненіемъ искусству, не существовавшимъ нигдѣ съ цвѣтущимъ временемъ господства Аѳинъ.
Затѣмъ они умолкли.
Низкое солнце казалось кровавымъ, и длинная, яркая, ослѣпительная полоса тянулась отъ края моря до борозды, оставляемой лодкой.
Вѣтеръ утихъ, малѣйшая рябь исчезла, неподвижный парусъ краснѣлъ. Безпредѣльная тишина, казалось, охватила всю природу, при этой встрѣчѣ двухъ стихій, и море, эта необъятная, чудовищная невѣста, вздымая свое блестящее гибкое чрево, поджидало пламеннаго жениха, спускавшагося къ ней. Онъ ускорилъ свое паденіе, багровѣя какъ бы отъ жажды объятій. И они соединились и мало-по-малу море поглотило его.
Тогда съ края небосклона повѣяло свѣжестью; дрожь пробѣжала по подвижной груди волнъ, какъ будто солнце, исчезая, слало міру прощальный вздохъ успокоенія.
Сумерки тянулись не долго; ночь развернулась полная звѣздъ. Дядя Ластикъ взялся за весла, и при этомъ замѣтили, что море издавало фосфорическій свѣтъ. Жанна и виконтъ, сидя рядомъ, любовались этимъ мерцаніемъ слѣда, оставляемаго лодкой. Они ни о чемъ не думали, безсознательно глядѣли и вдыхали радостно въ себя полною грудью эту чудную ночь. Жанна одною рукой опиралась о скамейку и почувствовала, что ея сосѣдъ, какъ бы случайно, положилъ палецъ на ея руку; она не шевелилась, удивленная, счастливая и смущенная этимъ легкимъ прикосновеніемъ.
Вернувшись вечеромъ въ свою компату, она почувствовала себя странно взволнованной и такой растроганной, что готова была плакать рѣшительно отъ всего. Она взглянула
