шу я ржаніе коней и ругательства безбожныхъ злодѣевъ. Въ одно время раздавался шумъ валящихся стѣнъ, громъ пушечной пальбы и взрывы начиненныхъ порохомъ подкоповъ. Дымящіяся еще развалины, улицы, дворы и площади покрыты окровавленными человѣческими тѣлами и падшими лошадьми; вездѣ, куда ни простирается взоръ мой, вездѣ находитъ онъ пламя, все пожирающее, развалины и жертвы неистовства.—Но сего не довольно,—кровь въ жилахъ моихъ застываетъ: я вижу благочестивыхъ, святыхъ мужей, Священниковъ, сѣдинами украшенныхъ, въ облаченіяхъ своихъ: у самыхъ Царскихъ дверей они падаютъ, пронзенные мечемъ убійцевъ; по тѣламъ ихъ злодѣи съ торжествомъ входятъ во Святую Святыхъ; безбожныя ихъ руки здираютъ съ образовъ оклады, съ олтарей украшенія, предаютъ ихъ поруганію и попираютъ ихъ ногами.
За чѣмъ разсказывать вамъ, друзья мои и соотчичи, всѣ злодѣянія и ужасы, коихъ я долженъ былъ быть свидѣтелемъ? За чѣмъ представлять
шу я ржание коней и ругательства безбожных злодеев. В одно время раздавался шум валящихся стен, гром пушечной пальбы и взрывы начиненных порохом подкопов. Дымящиеся еще развалины, улицы, дворы и площади покрыты окровавленными человеческими телами и падшими лошадьми; везде, куда ни простирается взор мой, везде находит он пламя, все пожирающее, развалины и жертвы неистовства. — Но сего не довольно, — кровь в жилах моих застывает: я вижу благочестивых, святых мужей, священников, сединами украшенных, в облачениях своих: у самых царских дверей они падают, пронзенные мечом убийцев; по телам их злодеи с торжеством входят во святую святых; безбожные их руки сдирают с образов оклады, с алтарей украшения, предают их поруганию и попирают их ногами.
Зачем рассказывать вам, друзья мои и соотчичи, все злодеяния и ужасы, коих я должен был быть свидетелем? Зачем представлять
