его и рабы, не признаютъ ничего для себя священнаго и божественнаго. Они представляютъ войско злодѣевъ, Провидѣніемъ покинутое.
Не яко герой и завоеватель, нѣтъ, яко разбойникъ, убійца и зажигатель Наполеонъ былъ въ Москвѣ. Разграбивъ и раззоривъ все отъ нищенской хижины до великолѣпныхъ Царскихъ дворцовъ, отступилъ онъ со своимъ войскомъ. Тако разбойническая шайка, напавъ на уединенный замокъ богатаго помѣщика, грабитъ оный, предаетъ зданіе огню, и при бѣгствѣ своемъ среди ночи, окидывая глаза назадъ, съ восторгомъ смотритъ на пожирающее спящихъ жителей пламя.
Велико и страшно поле опустошенія: но прекраснѣйшею еще возстанешь изъ пепла твоего Москва! Дворцы твои возникнувъ изъ развалинъ своихъ, украсятся и возобновятся; въ храмахъ твоихъ, вновь освященныхъ, раздаваться будутъ по прежнему лики богослуженія.—Москва! Россіи солнце! ты возстанешь паки[1] и распространишь на всѣ стороны благотворительные твои лучи.
его и рабы, не признают ничего для себя священного и божественного. Они представляют войско злодеев, провидением покинутое.
Не яко герой и завоеватель, нет, яко разбойник, убийца и зажигатель Наполеон был в Москве. Разграбив и разорив все от нищенской хижины до великолепных царских дворцов, отступил он со своим войском. Так разбойническая шайка, напав на уединенный замок богатого помещика, грабит оный, предает здание огню и при бегстве своем среди ночи, окидывая глаза назад, с восторгом смотрит на пожирающее спящих жителей пламя.
Велико и страшно поле опустошения: но прекраснейшею еще восстанешь из пепла твоего, Москва! Дворцы твои, возникнув из развалин своих, украсятся и возобновятся; в храмах твоих, вновь освященных, раздаваться будут по-прежнему лики богослужения. — Москва! России солнце! ты восстанешь паки[1] и распространишь на все стороны благотворительные твои лучи.
