покинуто хозяевами, которые сами бѣжали; въ домѣ оставалась только одна эта дѣвочка, въ то время бывшая еще двухъ или трехлѣтнимъ ребенкомъ; въ то время какъ онъ всходилъ до лѣстницѣ, она назвала его «папою»; онъ почувствовалъ къ ной жалость, взялъ ее и вмѣстѣ съ разнымъ имуществомъ отвезъ къ себѣ въ Фано. Онъ тамъ умеръ, и передъ кончиною передалъ мнѣ дѣвочку и все свое имущество, поручивъ, чтобы я, когда наступитъ время, выдалъ ее замужъ, а все, что отъ него осталось, далъ бы за нею въ приданое. И вотъ она теперь выросла, а я все еще не отыскалъ ей жениха, который пришелся бы мнѣ по душѣ; между тѣмъ я охотно выдалъ бы ее, во избѣжаніе другого такого же случая, какъ вчерашній.
Въ числѣ пришедшихъ къ нему былъ нѣкто Гвильельмино да Медичина, участвовавшій въ этомъ дѣлѣ вмѣстѣ съ покойнымъ Гвидотто, и очень хорошо знавшій, кому принадлежалъ тотъ домъ, что̀ былъ ограбленъ Гвидотто. Притомъ и собственникъ дома находился въ эту минуту тамъ же. Увидя его, Гвильельмино подошелъ къ нему и сказалъ:
— Бернабуччо, слышишь ты, что говоритъ Джакомино?
— Да, — отвѣчалъ Бернабуччо. — Я теперь вспоминаю, что тогда въ этой свалкѣ я потерялъ дѣвочку, примѣрно такого возраста, какъ сказалъ Джакомино.
— Навѣрное, это она самая и есть, — сказалъ Гвильельмино. — Я помню, что въ то время Гвидотто разсказывалъ, гдѣ онъ былъ при грабежѣ и знаю, что дѣло происходило въ твоемъ домѣ. Постарайся же припомнить, не можешь ли ты узнать дѣвочку по какой-нибудь примѣтѣ; осмотри ее, и увидишь, что это твоя дочка.
Бернабуччо подумалъ и припомнилъ, что у его дѣвочки было пятнышко въ видѣ крестика на лѣвомъ ухѣ, оставшееся отъ нароста, срѣзаннаго незадолго до ея исчезновенія. Онъ подошелъ къ Джакомино и испросилъ, чтобы онъ показалъ ему дѣвушку. Джакомино охотно повелъ его и призвалъ дѣвушку. Только взглянувъ на нее, Бернабуччо рѣшилъ, что видитъ передъ собою ея мать, которая все еще была красавицею. Не довольствуясь этимъ, онъ попросилъ у Джакомино позволенія немножко приподнять волосы дѣвушки надъ лѣвымъ ухомъ, на что тотъ изъявилъ полное согласіе. Бернабуччо, подойдя къ смутившейся дѣвушкѣ, приподнялъ ея волосы и увидѣлъ тотъ самый крестикъ. Тогда онъ призналъ ее за свою дочь, тихо заплакалъ и обнялъ ее, все еще не оправившуюся отъ смущенія. Потомъ, обратившись къ Джакомино, онъ сказалъ:
— Другъ мой, это моя дочь. Гвидотто грабилъ именно въ моемъ домѣ. Тогда впопыхахъ и въ страхѣ моя жена, а ея мать, забыла захватить дѣвочку. А такъ какъ нашъ домъ въ тотъ же день сгорѣлъ, мы тогда (да и потомъ все время) думали, что она погибла въ огнѣ.
Дѣвушка слушала его и, видя, что онъ человѣкъ почтенный и пожилой, повѣрила словамъ его, и чувствуя къ нему тайное влеченіе, упала въ его объятія и вмѣстѣ съ нимъ тихо плакала.
Бернабуччо тотчасъ послалъ за ея матерью и всѣми другими родственниками, братьями и сестрами, показалъ ее имъ всѣмъ и разсказалъ, какъ было дѣло. Джакомино былъ очень доволенъ этимъ. Устроили пиръ горой, и Бернабуччо отвелъ къ себѣ найденную дочку.
Начальникъ города, человѣкъ доброй души, услышавъ про эту исторію и зная, что арестованный Джанноле — сынъ Бернабуччо, и, значитъ, братъ родной дѣвушки, рѣшилъ отнестись къ его проступку съ
