щенный обожатель. — По правдѣ вамъ сказать, я очень былъ удивленъ, что вы такъ долго сопротивлялись; у меня еще ни съ одною такъ не случалось. Я всегда говорилъ, что будь женщины изъ серебра, изъ нихъ нельзя бы чеканить монету, потому что онѣ не выдержали бы молота. Но оставимъ это. Скажите, гдѣ и когда мы можемъ свидѣться?
— Когда вамъ будетъ угодно, — отвѣчала дама; — у меня нѣтъ мужа, которому я обязана давать отчетъ о томъ, какъ я провела ночь. А гдѣ — вотъ это вопросъ; я ужь и сама не придумаю — гдѣ.
— Какъ же такъ, а у васъ въ домѣ? — сказалъ патеръ.
— Другъ мой, вѣдь вы знаете сами, что со мною живутъ двое братьевъ. Они почти всегда дома, днемъ и ночью; у нихъ постоянно бываютъ гости, а домъ нашъ не великъ, такъ что ко мнѣ вамъ неудобно придти. Намъ пришлось бы оставаться въ потемкахъ, и вдобавокъ притаиться, опасаясь выдать себя малѣйшимъ шорохомъ; чуть что, они сейчасъ же услышали бы и вошли бы въ мою комнату; ихъ комната рядомъ съ моею, такъ что каждое слово, даже сказанное шопотомъ, ясно слышно черезъ стѣнку.
— Ну, одну-другую ночь можно какъ-нибудь ухитриться провести и у васъ, — сказалъ патеръ; — а тамъ ужь я позабочусь, чтобы найти болѣе удобное мѣсто.
— Какъ вамъ будетъ угодно, — сказала вдова, — Только объ одномъ молю васъ, пусть все это останется втайнѣ, чтобы никто никогда не узналъ.
— О, дочь моя, — отвѣтилъ патеръ, — въ этомъ не сомнѣвайтесь, и если можно, устройте такъ, чтобы намъ свидѣться сегодня же!
— Съ удовольствіемъ, — отвѣчала вдова, и давъ ему наставленіе, какъ къ ней пробраться, вернулась домой.
У вдовы была служанка, не молодая пребезобразная женщина. У ней былъ расплющенный носъ, кривой ротъ съ толстыми губами, большіе уродливые зубы; глаза у ней вѣчно болѣли, а цвѣтъ кожи былъ такой черный, какъ будто она жила не во Фіезоле, а въ Синигальи; сверхъ того, она была горбата и кривобока. Ее звали Чута, но во вниманіе къ ея отмѣнному безобразію это имя передѣлали въ Чутацца [1]. Однако, несмотря на отталкивающую внѣшность, она не была лишена бойкости.
На эту-то служанку дама и разсчитывала; она позвала ее и сказала:
— Слушай, Чутацца, коли ты сдѣлаешь сегодня ночью то, о чемъ я тебя попрошу, такъ я тебѣ подарю хорошую новую рубашку.
— О, барыня, за новую рубашку я готова хоть въ огонь! — сказала Чутацца, прельщенная обѣщаннымъ подаркомъ.
— Ну, хорошо, — сказала барыня. — Дѣло вотъ въ чемъ: я хочу, чтобы ты провела сегодняшнюю ночь съ однимъ человѣкомъ; ты должна будешь хорошенечко приласкать его, но только при этомъ ни гу-гу, а то услышатъ братья, спящіе въ комнатѣ рядомъ со мною. Если согласна — получишь рубашку.
- ↑ Ciuta—Ciutazza. Окончаніе «azzo»—«azza», въ итальянскомъ языкѣ выражаетъ преувеличеніе въ смыслѣ грубости, безобразія, вродѣ нашего «ище», «ища» — ножища, носище и т. п.
