и пристали къ такой странѣ, гдѣ король Карлъ оказался настолько милостивъ къ намъ, что возмѣстилъ отчасти убытки, понесенные ради него, пожаловалъ намъ земли, дома и постоянно осыпаетъ и теперь милостями моего мужа, а твоего зятя; ты и сейчасъ можешь это видѣть. Такимъ-то образомъ очутилась я здѣсь, гдѣ, наконецъ, по Божьей милости, а не по твоей, увидала тебя, милый братикъ!» При этихъ словахъ она снова обняла его и, нѣжно плача, поцѣловала его въ лобъ.
Андреуччо, слушая эту басню, такъ складно и послѣдовательно разсказанную, при чемъ у разсказчицы слова ни разу не застревали въ зубахъ и языкъ не подвертывался, вспомнилъ, что вѣдь и въ самомъ дѣлѣ отецъ его жилъ въ Палермо; вдобавокъ онъ зналъ по себѣ, до чего легко влюбляется молодежь. Онъ видѣлъ отрадныя слезы, объятія и кроткіе поцѣлуи, и поэтому считалъ все, что говорилось ею, болѣе чѣмъ достовернымъ; когда же она умолкла, Андреуччо сказалъ ей:
— Вамъ не должно казаться чѣмъ-либо особеннымъ, что я удивляюсь, хотя, по правдѣ говоря, мой отецъ, почему бы тамъ ни было, никогда не говорилъ ни о вашей матери, ни о васъ, или, если и говорилъ, это не дошло до меня; во всякомъ случаѣ я не имѣлъ о васъ никакого понятія, какъ будто васъ вовсе не существовало; тѣмъ дороже для меня совершенно неожиданно найти сестру здѣсь, гдѣ я чувствую себя одинокимъ, и, право, я не знаю такого высокопоставленнаго человѣка, которому вы не были бы дороги, не то что мнѣ, ничтожному купцу. Объ одномъ только прошу васъ — сказать, какъ вы узнали, кто я такой?
— Мнѣ сообщила объ этомъ, — отвѣтила собесѣдница, — сегодня утромъ одна бѣдная женщина, которая часто бываетъ у меня; по ея словамъ, она долго жила съ нашимъ отцомъ въ Палермо и Перуджѣ, и если бы мнѣ не казалось приличнѣе, чтобы ты явился ко мнѣ на домъ, чѣмъ я къ тебѣ, въ чужое помѣщеніе, такъ ужь я давно бы прилетѣла къ тебѣ!
Послѣ этого она начала самымъ тщательнымъ образомъ разспрашивать о всѣхъ его родныхъ поименно. На все это Андреуччо отвѣчалъ, еще болѣе вѣря тому, чему слѣдовало вѣрить поменьше.
Бесѣда ихъ была продолжительна, а жара невыносима; поэтому она велѣла подать греческаго вина и печеній и предложила Андреуччо, который собирался уходить, такъ какъ приближалось время ужина; но она не отпускала его; притворившись глубоко огорченной, она вновь обняла его и воскликнула:
— Ахъ, я несчастная! Теперь я прекрасно вижу, какъ ты мало дорожишь мной; ты не думаешь о томъ, что находишься съ сестрою, никогда тобой невиданной, что ты въ моемъ домѣ, гдѣ долженъ бы и остановиться, пріѣхавъ сюда, и хочешь уйти, чтобы ужинать въ гостинницѣ! Ты отужинаешь, конечно, со мною; хотя мужа и нѣтъ дома, что мнѣ очень досадно, но я, всетаки, какъ хозяйка, сумѣю принять тебя съ честью.
На это Андреуччо, рѣшительно не зная, что отвѣчать, сказалъ:
— Вы дороги мнѣ, какъ и слѣдуетъ быть сестрѣ, но если я не пойду, то меня прождутъ къ ужину цѣлый вечеръ, я поступлю невѣжливо.
— Господи Боже, — возразила она, — неужели у меня не найдется въ домѣ кого послать для увѣдомленія, чтобы тебя не ждали; хотя съ твоей стороны было бы гораздо учтивѣе увѣдомить твоихъ товарищей, чтобы они приходили ужинать сюда, а затѣмъ, если бы ты всетаки захотѣлъ уйти, вы отправились бы цѣлой компаніей.
