Долинъ и нѣга, и краса,
Роскошно зыблются лѣса
И брызжетъ искрами заливъ
У корней миртовъ и оливъ;
Тамъ рядъ священныхъ мнѣ могилъ
Широко яворъ осѣнилъ—
И, можетъ быть, въ его тѣни
И я бы мирно кончилъ дни...
Я?... Нѣтъ! ничтожныя мечты!...
Ему запрещено возвращеніе въ отчизну, и онъ оттого хотѣлъ бы разлюбить ее.
Но какъ по вольности, о ней
Тоска живетъ въ груди моей.
Отчего же страдаетъ онъ?Отъ любви, и вотъ какимъ образомъ:
Однажды праздникомъ весны—
Храня обычай старины—
Плясалъ подъ сѣнію деревъ
Кругъ рѣзвыхъ юношей и дѣвъ,
И между нихъ была она,
Моя Аньола!...
Утомлена, ко мнѣ на грудь
Она поникла; я дохнуть
Не смѣлъ.....
И вдругъ руки моей слегка
Коснулась жаркая рука....
Я вспыхнулъ—къ пламеннымъ устамъ
Прижалъ ее—не помнилъ самъ,
Что дѣлалъ я, кипѣла кровь—
И ей я высказалъ любовь.
Аньола, удивленная, какъ и читатели, нежданнымъ и неумѣстнымъ признаніемъ въ любви,
Прочь пошла, не оглянулась.
Нищій изъ этого заключилъ, что она его не любитъ; ему показалось,
Что жизнь пучина слезъ и бѣдъ,
Любовь—огонь, а счастья нѣтъ.
И онъ, скрывъ въ душѣ любовь свою,
Бѣжалъ всего—родныхъ, друзей,
И часто въ сумракѣ ночей,
Тревоги полный, чуждый сну,
Одинъ всходилъ на крутизну
