Скучно только во снѣ говорить съ Вильгельмомъ; поговорю на бумагѣ. Благодарю тебя за приписки, но все отвѣтъ за тобою; или, можетъ быть, письмо мое не застало тебя въ Тифлисѣ? Ахъ, Кюхельбекеръ! Сколько перемѣнъ съ тобою въ два-три года! Но объ нихъ послѣ. Сперва оправдай меня передъ матушкой твоей. Меня Плетневъ напугалъ, сказавъ, что она безъ слезъ не можетъ встрѣтить друзей твоихъ; что они напоминаютъ ей твое положеніе, совсѣмъ невеселое, и я побоялся показаться ей, я, нѣкоторымъ образомъ причина твоихъ непріятностей по несчастной моей рекомендаціи Нарышкину. Эртель мнѣ говорилъ, что часы, которые ты у меня оставилъ, надо кому-то доставить, но не сказалъ, кому; увѣдомь поскорѣе, и они сейчасъ будутъ отнесены туда и въ лучшемъ состояніи, чѣмъ были прежде. Мебель твою куплю я; мои положенія скоро поправятся; дай Богъ, чтобъ и твои поскорѣе пришли въ прежнее состояніе. Не теряй надежды на счастье, только ищи его не въ Петербургѣ,—исканіе тщетное; поѣзжай въ Москву, и тамъ, приведетъ Богъ, скоро увидимся. Скажу о себѣ, что я тотъ-же Дельвигъ, но менѣе лѣнивъ и менѣе веселъ.
Такъ и быть! Грибоѣдовъ соблазнилъ тебя: на его душѣ грѣхъ! Напиши ему и Шихматову проклятіе; но прежними стихами, а не новыми. Плюнь и дунь и вытребуй отъ Плетнева старую тетрадь своихъ стиховъ, читай ее внимательнѣе и по лучшимъ мѣстамъ учись слогу и обработкѣ. „Кассандра“ твоя—хорошія идеи въ сторону—уродъ; два акта трагедіи „Тимолеонъ“,