которые я читалъ, имѣютъ много хорошихъ стиховъ, но хоры однообразны: слишкомъ много поютъ о Евменидахъ, а сцены не движутся; не знаю, каковы три послѣдніе.
Ты страшно виноватъ передъ Пушкинымъ. Онъ поминутно о тебѣ заботится. Я ему доставилъ твою „Греческую оду“, „Посланье Грибоѣдову и Ермолову“, и онъ желаетъ знать что-нибудь о „Тимолеонѣ“. Откликнись ему,—онъ усердно будетъ отвѣчать. На него охота пришла письма писать, и онъ такъ и сыплетъ ими. Да и мнѣ напиши, и подробнѣе, о себѣ. Писать не люблю, а получать письма—мое дѣло; и друзей любить знаю, а разлюбливать, хоть убей, не умѣю. Лѣтомъ жду твоего брата. Хочется посмотрѣть на него. Прощай!
Посылаю вамъ журналъ нашей дѣвицы, которой многія чувства желалъ бы вдохнуть во многихъ дѣвицъ или барышенъ. Ежели доброе ваше расположеніе ко мнѣ тепло по прежнему, то совершите хорошее дѣло—исполните ваше обѣщаніе. Напишите предисловьице и почистите, какъ хотѣли, эту милую рѣдкость. Скажу еще: вы бы очень меня одолжили скорымъ доставленіемъ вашей прозы. Я ужъ отдаю цензурѣ мою повинную голову; съ 1-го августа начинаю печатаніе. Ежели вамъ угодно будетъ прислать ее въ Библіотеку, благодаренъ и еще благодарнѣе останусь, ежели безъ всякихъ съ вашей стороны хлопотъ вы оставите пакетъ у себя на квартирѣ и велите человѣку отдать его моему посланному, который будетъ учащать свои посѣщенія. Любите и не оставляйте васъ искренно любящаго Дельвига.
