сельчака на другого и, наконецъ, убѣжденно воскликнула:
— Да вы, врете! Хотите подшутить надо мной. Дразнитесь.
Бревковъ никогда не могъ примириться съ тѣмъ, чтобы его шутки такъ легко разгадывались.
— Мы шутимъ? Ха-ха! Ну, хорошо! Да-съ, Анна Евграфовна, мы шутимъ! Не придавайте нашимъ словамъ значенія…
Онъ помолчалъ и затѣмъ обернулся къ Терентьеву:
— А знаешь, насчетъ этой испанки Морениты ты оказался правъ!
Терентьевъ никогда не зналъ никакой испанки Морениты, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, счелъ необходимымъ обрадоваться:
— Видишь! Я говорилъ, что буду правъ.
— Да, да,—медленно кивнулъ головой Кириллъ.—Она сейчасъ же отъ тебя и поѣхала къ этому жонглеру. Ха-ха! А вѣдь, какъ увѣряла тебя въ своихъ чувствахъ. Бревковъ ударилъ себя ладонью по лбу.
— Кстати! Все собираюсь спросить тебя:—это ты засунулъ мнѣ въ карманъ тогда утромъ желтый шелковый чулокъ?
— Такъ онъ былъ у тебя?—захохоталъ Терентьевъ.—А мы-то его искали…
Жена сидѣла, не шевелясь, опустивъ глаза.
