А я ему скажу, что я услышалъ возню, выскочилъ изъ своей койки и получилъ хорошій ударъ въ зубы. А потомъ въ темнотѣ ударилъ кого-то со злости.
— Конечно меня, и я васъ охотно поддержу, — сказалъ Келли, повеселѣвъ.
Личъ и Джонсонъ не принимали участія въ разговорахъ, и было ясно, что ихъ товарищи смотрѣли на нихъ, какъ на безнадежно обреченныхъ. Личъ слушалъ нѣкоторое время ихъ опасенія и упреки; затѣмъ вдругъ закричалъ:
— Молчите, вы мнѣ надоѣли; Эхъ, вы, трусы! Если-бъ вы меньше болтали языкомъ, а больше дѣлали руками, то теперь съ нимъ все было бы кончено. Почему никто изъ васъ не далъ мнѣ ножа, когда я просилъ? О, мнѣ противно на васъ смотрѣть. Хнычутъ и стонутъ, точно онъ убьетъ ихъ, какъ только увидитъ! Точно вы не знаете, что онъ не можетъ этого сдѣлать. Онъ не можетъ доставить себѣ этой роскоши. Ему вы нужны для дѣла и даже очень нужны. Кто будетъ грести, править, ставить паруса, если онъ васъ убьетъ? Это мнѣ и Джонсону предстоитъ это удовольствіе. А теперь полѣзайте въ ваши койки и за ткните глотки. Я хочу поспать.
Тѣмъ временемъ я раздумывалъ о своей соб ственной участи. Что со мной будетъ, когда эти люди откроютъ мое присутствіе здѣсь? Я бы ни за что не могъ выбраться наверхъ, какъ это сдѣлалъ Волкъ Ларсенъ. Вдругъ съ палубы раздался голосъ Латимера:
— Гёмпъ! Старикъ зоветъ васъ!
