— Его здѣсь нѣтъ! — закричалъ въ отвѣтъ Парсонсъ.
— Да, я здѣсь, — сказалъ я, вылѣзая изъ койки и стараясь сохранить спокойствіе и говорить какъ можно смѣлѣе.
Матросы въ ужасѣ смотрѣли на меня. На ихъ лицахъ былъ страхъ, но вмѣстѣ со страхомъ яви лась также и злоба.
— Я иду! — крикнулъ я Латимеру.
— Нѣтъ, вы еще не идете! — крикнулъ Келли, становясь между мной и лѣстницей и собираясь схватить меня за горло. — Ахъ, проклятый шпіонъ! Я вамъ заткну глотку!
— Пустите его! — приказалъ Личъ.
— Ни за что въ жизни, — послѣдовалъ отвѣтъ.
Личъ не перемѣнилъ своей позы на краю койки.
— Пустите его, говорю, — повторилъ онъ, но на этотъ разъ его голосъ былъ рѣшителенъ и громокъ.
Ирландецъ колебался. Я сдѣлалъ шагъ впередъ, и онъ отступилъ въ сторону. Когда я взошелъ на лѣстницу, я обернулся и увидѣлъ кругъ озвѣрѣлыхъ, злобныхъ лицъ, который зорко слѣдили за мной въ полумракѣ. Внезапно меня охватило глубокое къ нимъ сочувствіе. Я вспомнилъ, что мнѣ говорилъ кокъ. Какъ долженъ былъ Богъ ненавидѣть ихъ, чтобы заставить ихъ такъ стра дать!
— Я ничего не слыша лъ и не видѣлъ, повѣрьте мнѣ, — сказалъ я спокойно.
— Я говорю вамъ, что его нечего бояться, — услышалъ я голосъ Лича, когда поднимался