я тоже научился скоро, ибо у меня было страш ное желаніе поднять себя въ оцѣнкѣ Ларсена и доказать ему свое право на жизнь и въ другихъ областяхъ, помимо умственной. Да, време нами я чувствовалъ огромное удовольствіе, когда, вскарабкавшись на верхушку мачты и уцѣпившись тамъ ногами, я руками держалъ бинокль и оглядывалъ море, разыскивая наши лодки.
Въ одинъ прекрасный день лодки ушли рано въ море и отзвуки выстрѣловъ вскорѣ замерли вдали.
Дулъ слабый вѣтерокъ съ запада; но его послѣднее дуновеніе кончилось къ тому времени, когда мы стали на подвѣтренную сторону по отношенію къ послѣдней лодкѣ. Одна за дру гой, — я былъ въ то время на верхушкѣ мачты, — всѣ шесть лодокъ исчезли за горизонтомъ, слѣдуя за котиками, шедшими на западъ. Мы стояли, еле покачиваясь на спокойномъ морѣ, не будучи въ состояніи двинуться съ мѣста. Волкъ Ларсенъ былъ, видимо, встревоженъ. Барометръ бы стро падалъ и небо на востокѣ не нравилось ему. Онъ безпрестанно пытливо изучалъ его.
— Если штормъ придетъ оттуда, — сказалъ онъ, — и отгонитъ насъ въ сторону, такъ что лодкамъ придется возвращаться къ намъ противъ вѣтра, то вечеромъ и въ кубрикѣ и въ «третьемъ классѣ» останется много пустыхъ коекъ.
Въ одиннадцать часовъ море было гладкое какъ зеркало. Около полудня, хотя мы находились въ сѣверныхъ широтахъ, стояла удушливая жара. Въ воздухѣ не чувствовалось ни малѣйшаго ду-
