Огорченіе, которое почувствовалъ Волкъ Ларсенъ, когда въ разговорѣ мы съ миссъ Брюстеръ забыли о немъ, должно было какъ-нибудь вылиться, и козломъ отпущенія явился Томасъ Могриджъ.
Онъ остался такимъ же, какимъ былъ, точно такъ же какъ и его рубаха, хотя онъ и увѣрялъ, что перемѣнилъ ее. Но этого совершенно не было замѣтно, а грязь и сало на кухонной плитѣ и въ горшкахъ не указывали на то, чтобы у него появились болѣе чистоплотный привычки.
— Я васъ предупреждалъ, поварокъ, — сказалъ Волкъ Ларсенъ, — а теперь вы должны принять лѣкарство.
Лицо Могриджа поблѣднѣло подъ слоемъ грязи, и, когда Волкъ Ларсенъ позвалъ двухъ матросовъ и сказалъ, чтобы они принесли веревку, то несчастный кокъ вихремъ вылетѣлъ изъ кухни и забѣгалъ по палубѣ, стараясь увернуться отъ преслѣдовавшихъ его матросовъ. Ничто не могло бы доставить матросамъ большаго удовольствія, чѣмъ потянуть его немного на буксирѣ, ибо въ кубрикъ онъ посылалъ совершенно несъѣдобныя помои. Погода была вполнѣ благопріятна для такого эксперимента. Призракъ едва качался на волнахъ, дѣлая не больше трехъ миль въ часъ, и море было совершенно спокойно. Но Могриджа это не прельщало. Весьма возможно, что онъ уже раньше видѣлъ, какъ тянули на буксирѣ другихъ, и это зрѣлище не доставило ему никакого удовольствія. Къ тому же вода была страшно холодна.
