пѣвшій кораблекрушеніе и только что вырвавшійся изъ объятій смерти, заслуживаетъ больше вниманія со стороны окружающихъ, чѣмъ я это замѣтилъ по отношенію къ себѣ.
Кромѣ матроса, стоявшаго у руля и глядѣвшаго на меня съ любопытствомъ изъ-за крыши каюты, я не привлекалъ ничьего вниманія.
Всѣ, повидимому, интересовались тѣмъ, что дѣлалось на срединѣ судна. Тамъ, на люкѣ, лежалъ навзничь какой-то очень крупный человѣкъ. Онъ былъ одѣтъ, но рубаха на груди была широко раскрыта и разорвана. Однако на груди не было видно ничего особеннаго, она только была покрыта густыми черными волосами, походившими на собачью шерсть. Его лицо и шею закрывала черная борода съ пробивавшейся кое-гдѣ сѣдиною; борода должно быть была жесткая и пышная, но сейчасъ она была всклокочена и грязна и съ нея текла вода. Глаза его были закрыты, и онъ, повидимому, былъ безъ сознанія; но его ротъ былъ широко раскрытъ, и грудь тяжело вздымалась, какъ-будто онъ задыхался и съ трудомъ втягивалъ дыханіе. Одинъ матросъ отъ времени до времени методично опускалъ привязанное къ веревкѣ ведро въ океанъ, набиралъ воды, вытягивалъ ведро наверхъ и выплескивалъ его содержимое на распростертую на палубѣ фигуру.
Вдоль судна шагалъ, свирѣпо жуя кончикъ сигары, тотъ самый человѣкъ, случайный взглядъ котораго, упавъ на меня, спасъ меня отъ смерти. Онъ бьлъ, вѣроятно, пяти футовъ и десяти или
