лей, если бы онъ попытался схватить меня своими горильими руками.
Наполнивъ кофейникъ и сковороду частью своей добычи и захвативъ кое-какую посуду изъ буфета, я оставилъ Волка Ларсена лежать на солнцѣ, а самъ отправился на берегъ.
Модъ еще спала. Я раздулъ уголья и съ лихорадочной поспѣшностыо сталь готовить завтракъ. Когда онъ быль почти готовь, я услышалъ, что она ходитъ по хижинѣ, совершая свой туалеть. Когда у меня все было готово, дверь открылась и она вышла.
— Это не хорошо съ вашей стороны, — сказала она вмѣсто привѣтствія. — Вы узурпируете мои прерогативы. Вы же знаете, что варить должна я?
— Только одинъ разъ… — взмолился я.
— Если вы обѣщаете больше этого никогда не дѣлать, то я васъ прощаю.
Къ моему удовольствію она ни разу не взглянула на берегъ и я выдержалъ тонъ такъ хорошо, что она безсознательно пила кофе изъ фарфоровой чашки, ѣла жареный картофель и намазывала мармеладомъ свой бисквитъ. Но это не могло долго продолжаться. Она вдругъ замѣтила, что ѣла на фарфоровой тарелкѣ, затѣмъ съ изумленіемъ увидѣла и все остальное. Затѣмъ взглянула на меня и медленно повернулась къ берегу.
— Гёмфри, — сказала она, и прежній ужась изобразился на ея лицѣ. — Развѣ онъ…
Я кивнулъ головой.
