Цѣлый день мы ждали, чтобы Волкъ Ларсенъ сошелъ на берегъ, и это было чрезвычайно мучительно. Каждую минуту кто-нибудь изъ насъ кидалъ тревожный взглядъ на Призракъ. Но Ларсенъ даже не показался на палубѣ.
— У него, вѣроятно, обычный припадокъ головной боли, — сказалъ я. — Я оставилъ его на ютѣ. Онъ, можетъ быть, лежитъ тамъ до сихъ поръ. Я пойду посмотрю.
Модъ умоляюще глядѣла на меня.
— Не безпокойтесь, — убѣждалъ я ее. — Я возьму съ собой револьверы. Вы знаете, что я забралъ все оружіе на суднѣ.
— Но остались еще его руки, его ужасныя руки! — возразила она и затѣмъ вскричала: — О, Гёмфри, я боюсь его! Пожалуйста не ходите.
Она положила свою руку на мою съ плѣнительнымъ, умоляющимъ жестомъ. Сердце мое забилось и это, вѣроятно, отразилось въ моихъ глазахъ. Дорогая, любимая! Въ ней было такъ много женственности, нѣжной и ласковой! Она свѣтила мнѣ, какъ солнце, и какъ солнце грѣла меня и поддерживала мое мужество.
Я хотѣлъ было обнять ее, какъ тогда, среди стада котиковъ, но, подумавши, воздержался.
— Я не буду рисковать, — сказалъ я. — Я только взгляну на него изъ-за борта. Она горячо пожала мнѣ руку и отпустила меня. Но мѣсто на палубѣ, гдѣ я оставилъ его, было пусто. Онъ, очевидно, сошелъ, внизъ. Ночью мы по очереди стерегли, ибо
